«Слышу, кровь выходит. Но выжил. Видимо, Ангел Хранитель ходил рядом»

Справедливо говорить, что на рассвете 24 февраля жизнь украинцев разделилась на «до» и «после». Всех. Андрей Сиренко – бывший чемпион Украины, а до войны тренер по вольной борьбе, ему 53 года. С первых дней рашистской агрессии он отправился защищать родную землю. И в одном из боев под Киевом потерял ногу. Это страшно, но Андрей не собирается опускать руки. Более того, он собирается возвратиться на войну.

Деликатное предложение об интервью для Sport.ua борец в лучшем смысле этого слова встретил с пониманием.

– Сейчас уже сдал зачет, и мне разрешили ходить по коридору, в туалет на ходунках, – говорит.

– Андрей, когда началась война, в первую очередь обращали внимание на тех, кто имел хоть какой-то опыт участия в боевых действиях…
– В 1988-1990 годах я служил в Азербайджане. Сначала были события в Нагорном Карабахе. В принципе, там ничего серьезного не было. Но потом были бакинские события в 1989 году. Можно сказать, что это был мой первый боевой опыт. Тогда я находился в спортроте в Днепропетровске, Новомосковской танковой дивизии. Нас ввели в Баку, как славян, в десантуру, в 800-й роте. Там одни спортсмены были. Теперь понимаю, что отбирали прежде всего подготовленных людей. Можно, конечно, считать, что это был мой первый боевой опыт. Но по сравнению с нынешней войной это были мелочи. Вышел, показал автоматом «но-но-но», и на том все завершилось. Перестрелки, конечно, были, вводили комендантский час, однажды нас даже обстреляли. Мы дали ответный огонь, убили водителя. По итогам инцидента нас хотели судить. Но экспертиза доказала, что стреляли в нас, а мы ответили. Там все завершилось через месяц. В дальнейшем был порядок, я отслужил и уехал домой.

– С высоты прожитых лет, нынешнего опыта, вы понимаете, что вас бросали не туда, куда стоило бы лезть?
– Да, я был оккупант. Молодой парень, 20 лет, я был оккупантом, но тогда этого не понимал.

– Сейчас все совсем по-другому.
– Расскажу, как для меня началась нынешняя война. Мой, на 30 лет младший сын Ярослав, учится в Харьковском Национальном университете имени Ярослава Мудрого. Звонит мне на рассвете 24 февраля и говорит: «Папа, нас бомбят». И показывает мне по видеосвязи взрывы на Старой Салтовке. Как только это увидел, заправил автомобиль и попер на Харьков. За сыном. Я живу в Киеве, на Татарке. До Полтавы добрался без приключений, гладко. А возле Полтавы – в четыре ряда машины с беженцами. Там передвигался медленно, по обочинам. Добрался до села Песочин Харьковской области. Сын туда дошел пешком, и мы отправились в Киев. Когда приехали домой, сразу отправились в тероборону Шевченковского района. Переспали ночь и ушли.

– Оба?
– Мы не хотели прятаться. Сына воспитал так, что он не собирался бежать или скрываться. Наша мама была в шоке. Села, закрыла лицо руками. А мы ушли. Также ушел мой племянник Ваня, стоматолог, как раз перед войной частную клинику открыл. Он нашу роту из 70 человек начал одевать – доставлял разгрузки, берцы, ножи, рукавицы, все, что было нужно для военных. Представители других тероборон еще ходили в штатском, а мы уже оделись вполне прилично. Началось все с блокпостов по ночам. Пока не ударили по Киевской телебашне. Через несколько часов мы перекрыли всю улицу, сменили ребят, которых там ранило, и контролировали, чтобы ни одна сволочь не посрывала там оборудование. Оно дорогое. Во времена СССР его охраняли спецназ и два БТР. Там мы находились в течение трех суток.

После этого нас перевели в другое место. Впоследствии охраняли ТЭЦ на Сырце. Там проходили боевые тренировки, слушали по три-четыре медицинских лекции в день. Кстати, лично меня эти лекции и спасли. Потому что выжил благодаря маленькой девочке, которая учила нас принципам первой медицинской помощи в боевых условиях. Она показала нам, как правильно затягивать трекерами руки и ноги. К слову, убедился, что нужно иметь при себе по четыре трекера. Хотя тогда, когда слушал, смеялся, мол, зачем мне два, одного достаточно. Однако в условиях активных боевых действий, когда столько человек получает ранения, нужно иметь максимальную защиту.

Андрей с турецким журналистом CCN рядом с телебашней

– Когда для вас начались активные боевые действия?
– Когда у нас уже был свой расчет, гранатометчик. Мы уже были хорошо вооружены. Со своим опытом я рассказывал ребятам, как правильно заходить в дом, как подниматься по лестнице на второй этаж. Пока в ночь с 12 на 13 марта нас не отправили под Киевом в село Мощун. Там наши вооруженные силы имели заметные потери. Поэтому на блокпостах остались патрули, а нас, около 70 человек, отправили на боевые позиции. Сын Ярослав находился на учениях и остался в другом подразделении, которое шло на рашистов со стороны Ирпеня. И слава Богу. Когда мы заехали в Мощун, село уже все было побито, ни одной целой хаты не было. Попав туда, мы вышли из машин, спешились, упали и залегли. Когда слышим – летает дрон. Вскоре начали стрелять: «ту-ду-ду-дун» – перебежали, «ту-дун» – снова смещаемся. И так с часу ночи до пяти утра. Такой интенсивности огня не ощущал никогда. Получил удар. Смотрю – рядом убитая коза. Накладываю себе трекер. Слышу – кровь выходит. Ноги не ощущал до колена. Наложил второй трекер.

На днях разговаривал с Сережей, мальчиком, который меня вытаскивал. Ему оторвало палец. Но говорит, что поскольку я занимался борьбой, меня тяжело было тянуть, потому что я в него вцепился, а не он в меня. Он меня тянул, а я второй ногой толкался. Я скинул с себя рюкзак с патронами, броник, каску, чтобы только ему было легче. Заметив небольшую канавку рядом с дорогой, Сергей меня там оставил и помчался за машиной. Парень рассказывает, что как только он меня оставил, на том месте упала мина. «Подумал, что тебе конец», - говорит. Но вернулся и видит, что я лежу. Протягивает мне руку: «Пошли!» Я этого вообще не помню. Наверное, Ангел Хранитель рядом стоял, что ли. Ко всему, у меня еще и панкреатит развился, потому что все внутренние органы от ударной волны были побиты.

Мне было очень тяжело. Машину ко мне подогнали без резины, на одних дисках. Погрузили всех, кто оставался – было трое убитых, я тяжелый. По дороге в Киев я отключился. Рассказывают, что когда меня хотели перевернуть, я не давался, потому что боялся, что проглочу язык. Это благодаря борьбе. Так они меня лицом вверх и не перевернули. Пришлось оперировать со спины. С тех пор ничего не помню. Глаза открыл в больнице. Там мне сделали протез аорты, чтобы в ногу пошла кровь. Но той крови уже некуда было идти. Мое состояние немного стабилизировали, чтобы была возможность транспортировать меня из одной больницы в другую. Там перенес еще два хирургических вмешательства – на внутренних органах и ампутацию ноги.

Андрей в борцовском зале

– Вы сами согласились на ампутацию?
– Да. Меня привели в чувство. Сказали, что жена согласилась, но нужно и мое слово. «Если от этого зависит моя жизнь, то соглашаюсь», – ответил. И отрубился. В себя пришел на следующий день, в реанимации. «Я уже без ноги?» - спросил, потому что ничего не чувствовал. «Да, все», - ответили. Тогда даже есть сам не мог, мне поставили зонд, кормили две недели через трубочку. Процедуры, капельницы, перевязки – так постепенно возвращаюсь к жизни. Балл, балл, два балла – хочется уже на пять кинуть и поскорее отсюда выписаться.

– Это уже по-борцовски.
– А как иначе? Звонил вот, в частности, Степан Омельчук, у которого начинал заниматься борьбой в школе «Сокол», рядом с метро «Лукьяновская» в Киеве. Общались, плакали. Степан Потапович для меня как второй отец. Я ему очень благодарен. Меня ребята, борцы, очень поддерживают – и олимпийский чемпион Жан Беленюк, и бывший тренер сборной Украины по вольной борьбе Руслан Савлохов, мои личные тренеры, тренер из Манчестера Николай Корнеев, призер Олимпиады Армен Варданян. У меня более скромные достижения: был чемпионом Украины в весовой категории до 68 кг, выполнил норматив мастера спорта. Ярослав тоже занимался борьбой, но не так серьезно, как я. Он решил сделать упор на учебу… Мама чуть с ума не сошла, когда Ярослава после контузии не удавалось найти целых шесть дней. Меня не удавалось отыскать трое суток, но из-за больницы поиски упростились.

– До войны вы работали тренером, правильно?
– После основной работы. Я был водителем в фирме «ЭСКА Капитал». Возил владельца. Который постоянно беспокоился, что пора заканчивать работу, поскольку Андрею пора в зал. Сейчас тоже звонит по телефону. Тренировал детей, когда заканчивал работу, в спорткомплексе по улице Михаила Бойчука, 36. Там у нас хороший бассейн, раздевалки. Мы вложились деньгами в татами, в боксерскую грушу, канаты, гантели. Ребята, которые там занимаются, получают удовольствие.

Андрей Сиренко в группе воспитанников Степана Омельчука

– Теперь для вас начинается новая жизнь…
– Меня это не пугает. Более того, хочу вернуться, чтобы помочь боевым побратимам. Потому что видел и восхищаюсь, как ребята без ноги воюют. Конечно, они не бегают в разведку, но работают гранатометчиками. Бабахнул и убежал.

Вообще, убежден, что москали нам ничего не сделают. Слушаю военных аналитиков и сам вижу, что мы победим. Не скоро, но победим. Вся моя семья осталась в Киеве – жена, мама, сестричка, племянница. Мы верим в победу.

– Андрей, у вас, как у человека, выступавшего еще в советские времена, видимо, были друзья в России. Общаетесь с ними?
– Были. Но с началом войны все отношения разорвал. Повытирал телефоны и заблокировал в соцсетях. Это другие люди. Пытался их как-то убеждать, но там не с кем говорить. Они мне не нужны. Мы будем жить другой жизнью. Без них.

Сейчас Андрею Сиренко нужна материальная помощь. Все желающие могут помочь человеку, который защищал нашу землю с оружием в руках, переведя средства на карту ПриватБанка – 5363 5420 1158 9943 Сиренко Анна Викторовна