Бог жив. Авторская колонка Мартина Палермо

Последний раз я слышал голос Диего по телефону в начале прошлого года. Я тогда вернулся в Аргентину после своего ухода из «Пачуки», который я тренировал в Мексике.

Когда зазвонил телефон, я был удивлен — я был уверен, что Диего не до разговоров. Почему? Не будем забывать, что быть Диего Марадоной — это сама по себе работа без выходных. За ним всегда следуют болельщики и журналисты, что, наверное, выматывает. А он еще и начал тренировать «Химнасию и Эсгриму» из первого дивизиона Аргентины.

Я знал, что у Диего большое сердце, но я был уверен, что ему было не до меня.

Как оказалось, я ошибся. Каким-то образом он нашел время на звонок. Мы были близки уже давно, но мы работали порознь уже почти десять лет. Но это Диего, и он никогда не думал о бизнесе. Он думал о личном.

«Привет, Мартин, как поживаешь?» — начал он. — Как семья, когда заскочишь на барбекю?»

И в этом был весь Диего. Так он дал мне понять, что он не забыл, и что ему не все равно. Он всегда такой был — ему никогда не было все равно, он всегда волновался. И появлялся он в твоей жизни именно тогда, когда того меньше всего ожидаешь.

Поймите: он не был таким со мной — он такой был со всеми. Он излучал тепло.

По этой причине я так и не смирился с тем, что его больше нет.

Вот уже как три месяца прошло с момента, когда он нас оставил. Когда я услышал новости, я сразу же послал СМС знакомому журналисту со словами «это правда?» Он ответил: «Да…» И в тот момент я… просто не верится, понимаете? Я вспоминал, сколько раз слышал всякие слухи, новости о том, что Диего в больнице, и вроде бы все, но он всегда со всем справлялся. Марадона всегда в порядке. Марадона всегда выживает. И казалось, что еще один такой раз.

И я ждал. Чем дольше я ждал, тем больше волновался. Я даже написал Клаудии, его бывшей жене. Она сказала, что новости правдивы. И даже тогда я не верил. Мой разум отказывался принимать это за факт. Диего — он всегда с нами. Я был уверен, что он доживет до сотни.

Даже сейчас мне кажется, что все это сон. Конечно Диего где-то там. Рано или поздно мы с ним столкнемся.

Как и многие другие аргентинцы, я не мог представить себе мир без Марадоны. Когда я был ещё пацаном, он был везде — неприкасаемая фигура. Я видел, как он играл на ЧМ-1986. Тогда я понял, что он значил для всего мира — и для нас. Он изменил все представление о футболе.

Для меня он все еще олицетворяет чувства, которые вызывает футбол. Есть какой-то смысл в том, что я говорю? Я попробую объяснить. Когда проходил мексиканский мундиаль 1986 года, мне было 12, и мы с друзьями постоянно играли в футбол на улице. Есть даже фотография, где я еще младенец — родители говорят, что первым делом я пнул мяч. Но я был человек сдержанный. Мы с папой редко обсуждали футбол — да вообще что-либо. После матча я возвращался, и он спрашивал: «Ну, что как?»

«Хорошо, выиграли 2:0» — отвечал я.

«Хорошо, ты забил?» — он спрашивал.

«Да, я забил один».

На этом все. Нет, я не въезжал в гостиную на счесанных коленках, оповещая громогласно, что мы ВЫИГРАЛИ, а я ЗАБИЛ. Я все держал в себе.

Но это не значит, что я не испытывал эмоций. Когда я играл, меня переполняли разные чувства. И когда я наблюдал за игрой Марадоны, эти эмоции только усиливались. Я смотрел футбол с родителями и братом, и вместе мы наблюдали за тем, как Диего творил невозможное. Вот это был футбол. И когда мы высыпали на улицы отметить чемпионство Аргентины, я испытывал величайшую радость, которую только может принести футбол. И источником этого чувства был Марадона.

Впоследствии я узнал, что футбол может причинять и боль. Когда ты еще ребенок, играть можно ради удовольствия, и никто тебя ни к чему не принуждает. Но если начинаешь думать о профессиональной карьере, то сразу осознаешь, что «футболист» означает нечто большее. Я мечтал присоединиться к «Эстудиантесу», за который всегда болел. Вся моя семья из города Ла-Плата. Но чем дальше, тем больше у меня было травм и рецидивов, и играть становилось все сложнее. И это чувство досады Диего тоже передавал лучше, чем кто-либо другой.

Ближе всего я чувствовал себя к Диего (до нашей встречи) в 1994 году, когда проходил чемпионат мира в США. Мне было 20 — два года назад состоялся мой профессиональный дебют. Я видел, как ему было больно, и это нас сблизило. Когда он плакал, я тоже хотел плакать. Тяжело объяснить, что я тогда испытывал. Могу только сказать, что чувствовал невероятную близость. Он — Марадона, бог. И в то же время человек.

Никогда не думал, что окажусь так близко к нему. Встреча в реальной жизни — это мечта. Впервые это случилось в 1996, когда «Эстудиантес» играл с «Бокой». Мы оба были капитанами, и наша встреча состоялась в центральном круге перед свистком. После того, как рефери бросил монетку, я собрался духом и сказал: «Диего, когда матч закончится, мы можем обменяться футболками?» Я пропищал, как типичный фанат, но именно фанатом я и был! Так все и случилось. Матч мы выиграли, а я отметился дублем. После игры Диего, как и обещал, оставил мне футболку.

Через несколько месяцев Марадона попросит президента «Боки» Маурисио Макри подписать меня. Был 1997 год, и я счел за честь стать игроком такого клуба. Состав собрался нешуточный: Диего, Клаудио Каниджа, Диего Латорре, Наварро Монтойя, Нестор Фаббри, близнецы Баррос Скелотто… но то все равно был не лучший период. Трофеев как таковых не было, и болельщики были вне себя. Но с нами был Диего, и все было спокойно. С ним всё это забывалось.

Мне невероятно повезло играть с ним, когда он уже завершал карьеру. Я, конечно, не знал его в его лучшие годы в восьмидесятых, когда он был в «Наполи», но я все равно был в восторге. Когда он появлялся на тренировке, все замирали и просто смотрели, как он обращался с мячом, или с разинутыми ртами лицезрели, как как забивает со штрафного. Я не преувеличиваю: когда он хотел, он мог бесконечно забивать.

При этом все дело было не только в таланте. Он заражал нас верой в свои силы. Его последним матчем стало суперкласико против «Ривера» на «Монументале». Когда мы уже были на поле, по нему было видно, как он все это любил. К сожалению, в перерыве он ушел из-за травмы, но я забил победный гол, и праздновать мы смогли не только его уход из футбола, но и победу. Мы пели и танцевали, а затем пошли в ресторан.

Ведь этот период с Диего прошел быстро — несколько месяцев, и все. Диего понимал, что придется уйти, но сражался до самого конца. Он полностью отдавался команде — даже когда его собственное тело его не слушалось. Он всегда хотел помочь.

Хочется вспомнить фильмы про воинов, которые сражаются со всеми, но не ради себя, а ради других. Таким вот воином был для меня Марадона. Как человек, он был художником. Футболист в нем был гладиатором.

Диего ушел из футбола, потому что не оставалось выбора. Он понимал, что дальше уже нельзя. Он выжал из себя все.

Тогда между нами образовались отношения другого рода. «Бока» нас объединила, и я продолжал играть, в то время как он занял пост директора. Мы стали чаще общаться. Тогда мы по-настоящему сдружились.

Он был гостем на моей свадьбе. Когда я лишился новорожденного сына, он был рядом.

Когда ему было тяжело, я тоже старался помогать.

Я и не думал, что мы еще поработаем вместе, и уж тем более я не думал, что мы вместе окажемся на мундиале. Я с 1999 года не попадал в сборную Аргентины, но затем, в 2008, когда мне было 34, я получил травму правого колена. Я не думал, что вообще еще сыграю.

В начале 2009 я все-таки восстановился, и к тому времени Диего назначили главным тренером сборной. Он тут же делает ставку на тех, кто играет дома, в Аргентине, а не в Европе. И вызывает меня. Человека, который уже десять лет как не попадал в заявку!

Близился конец отборочного этапа на ЧМ, и я внезапно был в команде.

Перемотаем время до октября, и перед нами стоит цель: победить Перу для того, чтобы пройти на мундиаль. Назревал кризис. Не выиграть чемпионат мира уже плохо, но не попасть на него? Недопустимо.

И вот мы на поле в Буэнос-Айресе, идет ливень библейских пропорций. Мы забиваем первый — слава богу. Близится победа. Затем Перу сравнивает счет перед самым свистком. Катастрофа. Нам конец. Game over. Прощай, мундиаль. Люди начинают уходить со стадиона, злость и разочарование на лицах. Диего к тому моменту давно критикуют в прессе за неуместную тактику и приглашение в сборную старика вроде меня. Нам конец — и ему тоже.

Но в дополнительное время мы получаем угловой, и мяч оказывается прямо передо мной. Недолго думая, я направляю его в сетку ворот. Гол. Я ношусь по полю как сумасшедший, а за мной следуют такие же радостные товарищи. Стадион взрывается в приступе эйфории. Диего вырывается на поле, падает на траву и катится по полю. Что за вечер!

Если бы мою жизнь экранизировали, первой сценой был бы я, ребенок, с мячом. А конец — тот момент с голом под дождём.

Я смог доказать, что его вера в меня была оправдана. Это не было совпадение. Есть связь.

Когда забиваешь победный мяч, начинаешь сразу мечтать о чемпионате мира. Я никогда не попадал на такой турнир. И вот Диего готовит финальный состав, и я волнуюсь, ожидая его решения. Я не знал, возьмет он меня или не возьмёт. Время от времени он звонил и спрашивал, как дела. Затем перед самым анонсом он звонит и говорит: «Мартин, зайди в понедельник. Ты едешь на чемпионат мира».

Я навсегда запомнил, как звучал его голос в тот день.

Я мог только сказать «спасибо, Диего».

Я понимал, что не еду в качестве основного. Мне было 36 лет, и за нас играли Лионель Месси и Карлос Тевес. Но в последней групповой игре против Греции, когда мы уже прошли дальше, Диего выпустил меня в последние десять минут. Мое первое появление на ЧМ. И я забил. Забил на глазах моей семьи. Брата, моего старшего сына, моей жены. Это — счастливейший момент моей карьеры. Я чувствовал, что к этому все шло.

Играть в команде Диего — это что-то особенное. Дело даже не в тактике, а в том, как мы чувствовали себя. Он внушал в нас уверенность. Мы реально верили, что нам по силам пройти и выиграть финал. Диего сам выигрывал турнир, ему оставалось только сделать это в качестве тренера. Логично. Казалось, так было предначертано.

Поэтому тот факт, что мы не выиграли, до сих пор меня расстраивает. Но воспоминания о тех днях навсегда останутся со мной. И я запомню один забавный момент: тогда он все время носил сверкающие такие серьги. И перед игрой я полушутя сказал ему: «если я завтра забью, отдашь мне одну серьгу». Я не всерьез, конечно, но после того гола он вручил мне свою серьгу. Она до сих пор у меня припрятана — моё маленькое сокровище.

После мундиаля в жизни Диего были и хорошие, и плохие моменты. Не многие понимают, как сложно быть футболистом или тренером. А ему — еще сложнее. Намного сложнее. Любая попытка изобразить из себя обычного человека проваливалась с треском. 24 часа в сутки за ним следовали паломники. Его обожали. И ненавидели. Он не мог просто пройтись по улице. Как так жить?

Если бы я мог вернуться в прошлое, я бы сделал это только для того, чтобы помочь ему в те последние годы. Я бы сделал все, чтобы он прожил их более естественно. Я так хотел, чтобы он состарился! Но помочь Диего было сложно — многие пытались. Сложно понять, что с ним случилось. Мне не нравится, как он провел последние два года своей жизни. Он стремительно сдавал, психологически и физически. Он не был тем Марадоной, которого я хотел видеть.

Больше всего я сожалею, что он был так одинок. За ним не ухаживали. Он не жил так, как заслужил.

Я никогда не буду судить Диего. Он наделал ошибок, да, все это знают, но это была его жизнь. Меня только заботило то, что он значил для меня, и как я чувствовал себя рядом с ним. Сложно это описать, особенно в контексте футбола, но те, кто верит в бога (а я верю), должны понимать… Диего — именно бог в футболе. Бог живет во всем, что его олицетворяет.

Не знаю, как я смирюсь с реальностью. Может, когда-нибудь я приму тот факт, что Диего больше нет так же, как я смирился со смертью сына. Но пока я еще не могу так сделать. Слишком больно. Для меня, Диего жив. Бог жив. И всегда будет жить.

Текст: The players tribune
Перевод и адаптация Денис КОШЕЛЕВ