Борис Шахлин не дописал свою книгу

Девять дней назад перестало биться сердце легендарного гимнаста. С его уходом Киев утратил частичку своей притягательной силы, ведь он был (ох, как горько говорить о нем в прошедшем времени!) из числа людей, которые украшают собой жизнь.

Юность и молодость Бориса Шахлина прошли в спортивном коллективе, который был для него почти семьей, поскольку он рано потерял родителей. Тренеры заменяли парню отца, а товарищи по команде - братьев и сестер. Легкий нрав позволял ему вносить в изнурительную работу на сборах и соревнованиях элемент игры, забавы. Потирая ушибленное место или наклеивая очередной пластырь на мозолистые, натруженные ладони, он озорно подмигивал взмокшему от натуги товарищу и напевал высоким тенорком: «Мы роди-ли-и-ись, чтоб сказку сделать бы-лью-у-у...» С улыбкой, откровенно иронизируя, говорил о своих ошибках, не дожидаясь, пока это сделают тренеры, и это обезоруживало их — Шахлин всегда сам догадывался, где, что и как следует поправить.

Друзья по команде, старшие и младшие, любили его общество - он никогда не скулил, не жаловался и ни к кому не имел претензий. На первых в своей жизни Олимпийских играх Шахлин выступал вместе с Виктором Чукариным. В те послевоенные годы людей оценивали одной-единственной меркой: пошел бы ты с ним в разведку или нет. С Чукариным Шахлин полез бы хоть черту в зубы и считал для себя за честь быть его партнером. Со временем судьба уготовила и ему самому ту же трудную и почетную роль старшего, на которого вся надежда. И не было случая, чтобы он эти надежды не оправдал.

Студенты столичной Академии физкультуры и спорта, которым доцент Шахлин до последних дней читал лекции, тоже глубоко скорбят о потере. Каждый курс успевал привязаться к незаурядному преподавателю — простому, доступному и чарующе ироничному, несмотря на неисчислимое количество высоких титулов и наград. Тем же, кто пытался хитростью проскользнуть через зачет или экзамен по его дисциплине, предстояло самому открыть, за что Шахлина называли «Железным».
 
Борис возвращался чемпионом с трех Олимпиад. К ним следует добавить еще десять, на которые он ездил судьей. Международный Олимпийский комитет и Всемирная Федерация гимнастики неизменно вызывали его на каждый турнир высочайшего ранга, отдавая должное не только спортивным заслугам украинца, но и многократно испытанной, безупречной справедливости. Никто и никогда за всю его долгую судейскую карьеру не опротестовал оценку, поставленную арбитром Шахлиным — его объективность была вне подозрений.

Боль утраты (а она утихнет нескоро) мы разделяем не только с семьей Бориса Анфияновича и его студентами, но и со сборной Украины, которая потеряла незаменимого консультанта. Совсем недавно в разговоре со мной он радовался тому, что в ней «есть хорошие, талантливые ребята». Дай им Бог оправдать эту его оценку.

Тренеры сборной СССР ценили спортивный талант Бориса Шахлина очень высоко и на старте карьеры, и в ее пике, и на финише. Во все времена он был по-настоящему нужен команде. Но ангелом не был. Ничто человеческое, как принято говорить, ему не было чуждо. Он, например, считал лучшим средством от мандража (так спортсмены называют предстартовую лихорадку) бокал шампанского или рюмочку водки. Тренеры, конечно, возмущенно протестовали, но Шахлин и не спорил, не отстаивал свою правоту, а просто применял свой метод снятия стресса и добивался желаемого результата. Есть немало свидетелей тому, как в предстартовую ночь, когда все ворочались с боку на бок, изнывая от бессонницы, Шахлин беспечно посапывал на своей койке. Утром он просыпался свежим, веселым и, бреясь перед зеркалом, даже напевал...

Мы больше не увидим его улыбку, разве что на фотографиях, не услышим его высоковатый озорной голос. Судя по всему, книжку свою он не дописал. Во всяком случае, не принес мне рукопись почитать и, если понадобится, подправить, как мы договорились месяц назад, когда вместе припоминали о событиях Римской Олимпиады-1960. Не выпили мы с ним и по бокалу его любимого шампанского - отложили до следующей встречи. Оказалось, что наш разговор в апреле был последним. Сознавать это очень больно.

Алевтина ЛЕВИЦКАЯ, газета «Киевские ведомости»