Трудно быть Богом или Мату, зачем?

Чтобы хоть немного воспрепятствовать волне вашего праведного гнева, дорогие читатели, хочу сказать, что вовсе не все в данной статье справедливо и соответствующе, да и я не считаю на самом деле Мату-РуМату, не слишком умело замаскированного под личиной главного героя, таким уж Богом для нашего футбола, как и не считаю чемпионат Украины тем самым царством Серых. Просто, на мой взгляд, стоит взглянуть на ситуацию с бегством лучшего игрока «Шахтера» последних лет из его золотой клетки с иной стороны и легендарная повесть братьев Стругацких, над которой я ниже и надругался, здесь очень даже кстати.

Когда РуМату миновал террикон святого Мики - седьмой по счету и последний на этой дороге, было уже совсем темно. Хваленый хамахарский джип, взятый у дона Сэрна за карточный долг, оказался сущим барахлом. У поворота дороги от кустов отделилась тень.

- Добрый вечер, благородный дон, - тихо сказал маленький плотный горожанин в небогатом спортивном костюме. - Прошу извинения. Разрешите мне бежать рядом с вами?

- Изволь, - сказал РуМату. - Можешь взяться за зеркальце.

- Ты из третьей команды? – спросил дон РуМату, когда они миновали несколько километров, - в аренду бежишь?

- Бегу, - грустно сказал его спутник.

Я тоже бегу, чуть не сказал ему дон РуМату. Впрочем, он еще не был в этом уверен – надо посоветоваться со старшими товарищами.

Ресторан «Пьяная Берлога» представлял из себя засохшую от старости, вросшую в землю избу из громадных бревен, окруженную почерневшим частоколом. У сгнившего крыльца стояли покосившиеся идолы, вырезанные из цельных стволов. В общем, согласно мрачноватой фантазии здешних рестораторов. Место это слыло самым что ни на есть опасным в Икающем лесу. Говорили, что именно сюда раз в двенадцать лет приходит Древний Пэх – гроза микрорайона, чтобы зачать потомка или издохнуть под избой, заливши его черным ядом. Говорили, что в ненастные ночи идолы сами собой выкапываются из земли, выходят к дороге и подают знаки. Также изредка в мертвых окнах загорался нелюдской свет, раздавались звуки и дым из трубы шел столбом до самого неба. В общем, это был обычный пригородный и достаточно элитный ресторан.

Продравшись через заросли гигантского папоротника и проклиная местного ландшафтного дизайнера дон РуМату спешился у крыльца и обмотал повод хамахарского джипа вокруг одного из идолов. В дальнем углу хаты он разгреб груду хлама и извлек из силикатового сейфа малогабаритный полевой синтезатор «Мидас». Он набрал на диске комбинацию цифр и приготовился было загружать в воронку опилки, чтобы наполнить карманы золотыми кружочками с аристократическим профилем Пица Шестого, однако что-то не заладилось. Синтезатор гудел, но не работал. Тогда, РуМату плюнул и подошел к стоящему у входа банкомату. Сняв деньги с карточки, он окинул взором опилки и подумал, что так вышло даже больше.

Дон РуМату занял столик и некоторое время потягивал местное пиво – столь живое, что и попадая в организм, продолжало не менее бурно существовать – пока во дворе не заржал его хамахарский джип, после чего послышалось знакомое низкое гудение и на крышу ресторана тяжело опустился вертолет. Все затряслось и сидящие за соседним столиком депутаты в ярких шортах, разделывающие труп какого-то огромного зверя и обсуждающие совершенно невероятные извращения, которым предавались накануне, беспокойно подняли головы. Но затем дверь распахнулась и они сразу же повернулись к своему зверю – внутрь вошел Хранитель больших государственных печатей торговой республики Румыния, вице-президент Конференции двенадцати турецких негоциантов Дон Мирлул.

РуМату вскочил, едва не опрокинув скамью. Он готов был броситься, обнять, расцеловать его в обе щеки, но ноги, следуя этикету, сами собой согнулись в коленях, шпоры торжественно звякнули, правая рука описала широкий полукруг от сердца и в сторону, а голова нагнулась так, что подбородок утонул в пенно-кружевных брыжах. Дон Мирлул сорвал бархатный берет с простым дорожным пером, торопливо, как бы отгоняя комаров, махнул им в сторону РуМату, а затем, конечно же, швырнув свой берет на стол, обеими руками расстегнул у шеи застежки плаща. Плащ еще медленно падал у него за спиной, а он уже сидел на скамье, раздвинув ноги, уперев левую руку в бок, а отставленной правой держась за эфес золоченого меча, вонзенного в гнилые доски пола. Был он маленький, кругленький, с небольшими выпуклыми глазами на широком загорелом лице.

- Я прилетел, - сказал он.

- Будем надеяться, - сказал РуМату, - что вас не видели.

- Легендой больше, легендой меньше, - раздраженно сказал дон Мирлул. – у меня нет времени на путешествия верхом.

- Я хотел с вами поговорить, - несколько смущенно начал РуМату, - у нас тут все переменилось. Возник новый систематически действующий фактор.

Дон Мирлул пристально смотрел на него, поджав губы.

- Ты мне не нравишься, Франселино, - сказал он по-румынски.

- Мне тоже многое не нравится, господин Мирча, - ответил РуМату. - Мне не нравится, что мы связали себя по рукам и ногам самой постановкой проблемы. В моих условиях это научно обоснованное бездействие... Я знаю все ваши возражения! И я знаю теорию. Но здесь нет никаких теорий, здесь типично фашистская практика, здесь звери ежеминутно убивают людей! Здесь все бесполезно. Знаний не хватает, а золото теряет цену, потому что опаздывает.

- Франселино, - сказал дон Кондор. - Нас здесь двести пятьдесят в этом чемпионате. Все держат себя в руках, и всем это очень трудно. Самые опытные живут здесь уже много лет. Они прилетели сюда всего-навсего как наблюдатели. Им было запрещено вообще что бы ни было предпринимать. Представь себе это на минуту: запрещено вообще. Они бы не имели права даже забить в пустые ворота. Пускай бы их потом топтала ногами вся команда.

- Не надо говорить со мной, как с ребенком, - сказал РуМату.

- Вы нетерпеливы, как ребенок, - объявил дон Мирлул. - А надо быть очень терпеливым.

Все понимаю, я же все это пережил. Было время - это чувство бессилия и собственной подлости казалось мне самым страшным. Некоторые, послабее, сходили от этого с ума, их отправляли обратно и теперь лечат. Много лет понадобилось мне, голубчик, чтобы понять, что же самое страшное. Человеческий облик потерять страшно. Запачкать душу, ожесточиться. Мы здесь боги, Франселино, и должны быть умнее богов из легенд, которых здешний люд творит кое-как по своему образу и подобию. Иногда я вдруг со страхом осознаю, что я уже давно не сотрудник Института, я экспонат музея этого Института и есть зал, куда меня следует поместить.

Нужно, наконец, твердо понять, что ни ты, ни я, никто из нас реально ощутимых плодов своей работы не увидим (не говоря о болельщиках). А то прибывают порой... энтузиасты, черт бы их побрал... Спринтеры с коротким дыханием...

РуМату криво усмехнулся и без особой надобности принялся подтягивать гетры. Спринтеры. Да, спринтеры были.

Несколько лет назад дон Неманья во время публичной пытки восемнадцати тысяч зрителей приказал своим партнерам открыть огонь по палачам и в высоком прыжке чуть не отбил ногой голову Дону Обиоре. «Вы же люди! Бейте их, бейте!» - кричал он, но мало кто слышал его за ревом толпы: «Огня! Еще огня!..». Пришлось дона Неманью срочно переправить в Манчестер, а на его место прибыл блистательно обученный агент Кавенаги.

Примерно в то же время несколько благороднейших донов утратили всяческий контроль над ситуацией, подняли восстание в московских казармах и взяли штурмом сразу несколько европейских городов. Дон Карвалол и его партнер по атаке Вага Колесо выиграли Кубок УЕФА и когда за ними прилетели на вертолете, говорить они не могли и только смотрели виновато и недоуменно большими голубыми глазами, из которых непрерывно текли слезы...

Наконец, совсем недавно великолепно законспирированный перспективный бразильский нападающий дон Жо вдруг ни с того ни с сего произвел переворот в списке бомбардиров Премьер-лиги, узурпировал власть, в течение двух месяцев пытался побить все снайперские рекорды, упорно не отвечая на яростные запросы руководства, заслужил славу сумасшедшего, счастливо избежал восьми покушений, пока не был, наконец, травмирован аварийной командой сотрудников Института в российской глубинке. После лоботомии он немного пришел в себя, но недавно его снова забирали на лечение – опасные симптомы еще появляются.

Дон РуМату проснулся в комфортабельных апартаментах клубной базы. Перевернувшись на живот, подполз к фонтанчику, украшавшему его кровать из каррарского мрамора – после местного живого пива в «Пьяной Берлоге» необходимо было испить воды. РуМату вспомнил свой разговор с братом Нанниным, когда тот еще пребывал в этих краях.

- И почему вы так много пьете? – спросил он его.

- Иногда бывает трудно удержаться, - грустно сказал брат Наннин.

В просторном холле базы дона РуМату ждали товарищи по команде – дон Сэрна и дон Тамэо. Завтрак был не очень обильный и оставлял место для скорого обеда. Было подано жареное мясо, сильно сдобренное специями, и собачьи уши, отжатые в уксусе. Пили шипучее ируканское, густое коричневое эсторское, белое соанское. Дон Тамэо приналег на крепкое эсторское, а так как он, по его собственным словам, «как начал с позавчерашнего утра, так по сю пору не может остановиться», его на построении перед тренировкой пришлось поддерживать с двух сторон. Впрочем, по дороге с ними случился небольшой инцидент. Дон Сэрна очень ловко сшиб с ног какого-то мужика и чуть не помер со смеха, глядя, как мужик барахтается в луже. Дон Тамэо вдруг обнаружил, что надел форму задом наперед, закричал: «Стойте!» - и стал крутиться на месте, пытаясь перевернуться внутри. РуМату поймал за розовое ушко пробегавшую служаночку и попросил ее помочь дону Тамэо привести себя в порядок.

- Почему бы нам не сыграть в кости! – осенило дона Сэрна.

- Прямо здесь? - спросил дон РуМату.

- А почему бы нет? - спросил дон Сэрна. - Не вижу, почему бы трем благородным донам не сыграть в кости там, где им хочется!

Тут дон Тамэо вдруг упал. Дон Сэрна зацепился за его ноги и тоже упал.

- Я совсем забыл, - сказал он. - Нам ведь пора на тренировку.

Вечером дон РуМату обнаружил у себя в номере Арату – лидера местных бунтовщиков. Он снова долго и уныло делился с ним планами о выведении украинского чемпионата на качественно новый уровень. Конечно же, просил помощи – он знал об истинном могуществе дона РуМату, после того как тот спас его на вертолете (ну и еще он смотрел чемпионат Италии по спутнику, еще когда РуМату там играл).

- Вам не следовало спускаться с неба, - сказал под конец Арата. - Возвращайтесь к себе. Вы только вредите нам.

- Это не так, - мягко сказал РуМату. - Во всяком случае, мы никому не вредим.

- Нет, вы вредите. Вы внушаете беспочвенные надежды...

- Кому?

- Мне. Вы ослабили мою волю, дон РуМату. Раньше я надеялся только на себя, а теперь вы сделали так, что я чувствую вашу силу за своей спиной. Раньше я вел каждый бой так, словно это мой последний бой. А теперь я заметил, что берегу себя для других боев, которые будут решающими, потому что вы примете в них участие... Уходите отсюда, дон РуМату, вернитесь к себе на небо и никогда больше не приходите. Либо дайте нам ваши молнии, или хотя бы вашу железную птицу, или хотя бы просто обнажите ваши мечи и встаньте во главе нас.

Ты еще не знаешь, подумал РуМату. Ты еще тешишь себя мыслью, что обречен на поражение только ты сам. Ты еще не знаешь, как безнадежно само твое дело. Ты еще не знаешь, что враг не столько вне твоих солдат, сколько внутри них.

Трудно быть Богом, подумал дон РуМату.

Через несколько месяцев его отправили на поправку, имитировав побег и все прочее. На смену дону РуМате на железной птице летел дон Лукар, опытный и видавший виды специалист.

Коверкал книгу братьев Стругацких Андрей Крикунов