Андрей Чесноков. Пули для чемпиона

Он был очень хорошим теннисистом. Кто не помнит - вот вам цифры. Чесноков первым из наших выиграл турнир АТР. Первым дошел до полуфинала «Большого шлема» - в Париже 1989-го. Первым заработал на корте миллион долларов, наконец. Его потрясающий матч в полуфинале Кубка Дэвиса-1995 против Михаэля Штиха до сих пор перед глазами. Пятый сет, девять отыгранных матчболов, - и орден Мужества от президента Ельцина.

Но интереснее всего с 43-летним Андреем Чесноковым говорить не о теннисе.

* * *

- Узнают вас на улицах, Андрей?
- Редко. Иногда чувствую: человек признал, но виду не показывает. Просто изучает. Прежде у меня были длинные волосы, а сейчас мало что осталось.

- Помните свой последний матч в качестве профессионального теннисиста?
- 2000 год. Прошел квалификацию в небольшом «фьючерсе», в финале проиграл бельгийцу Норману. В третьем сете. В те же времена играл в чемпионате России, клубные матчи во Франции…

- Удачно?
- Обыгрывал сотых в мировом рейтинге. Они видели, что уступают ветерану, - очень расстраивались. Спрашивал их: «Когда у вас следующий турнир?» - «Все, это последний матч». - «Почему?» - «Тебе проиграли».

- Кафельников рассказывал, что его добило поражение от Южного: «Если уж Мише проигрываю - пора уходить».
- Меня добили травмы. Сначала сломал ногу в Филадельфии. Травма была ужасная - пересаживали кость из бедра на голеностоп. Почти год на костылях. Вернувшись, разорвал сухожилие на руке. Опять собрался, вернулся, но свой же партнер во время матча зарядил мне ракеткой по руке. Новый перелом. Дальше приключилась драка со стрельбой в Днепропетровске: мало того что две пули в меня всадили, так умудрился пальцы на руке сломать о чью-то физиономию.

- Приключения, однако.
- Вот след от пуль на животе. Как вам?

- Впечатляет. К этой истории еще вернемся. А пока скажите: собственные матчи пересматриваете?
- Год назад поставил диск с полуфиналом Кубка Дэвиса против Штиха. Свои матчи стараюсь не смотреть - почему-то щемит внутри. Чувствую - все в прошлом. Очень жалко.

- Лучшая часть жизни позади?
- Нет, у меня и сегодня прекрасный период. Занимаюсь картинами, антиквариатом и от этого кайфую. Я стал мудрее. Способен оценивать. Для меня Сафин, например, ребенок. Он не понимает, что рано заканчивает с теннисом. Даже при условии, что теннис ему надоел. Ладно, это его жизнь. Решил уйти - пускай…

- Кафельников тоже закончил рано.
- Кафельников закончил вовремя. Он многого достиг в теннисе. А у Сафина было все, чтоб достичь еще большего.

- Почему с Сафиным вы как тренер поработали недолго?
- Мне нравилось с ним работать. Но его агент через пару месяцев решил, что Марат может найти что-то лучшее.

- Что было в этой работе самым тяжелым?
- Заставить Марата идти на тренировку и вкалывать.

- Он ленивый?
- Все мы ленивые. Просто некоторые умеют говорить себе «надо». Мне, допустим, тоже нужен был человек, который мог поднять на работу.

- Тренируете вы для души? Или для денег?
- Скорее первое. Мне кажется, это моя стихия. Еще очень хочется открыть теннисную академию.

- Когда-то вы были готовы вложить в эту идею все заработанное.
- Нынче снова сильно задумался на эту тему. Но в одиночку такой проект не потянуть. Нужна команда.

- Вашу игру против Штиха многие назвали «подвигом».
- Когда ты вырываешь уже проигранный матч, отыгрываешь девять матчболов на чужой подаче - что-то героическое в этом есть. Впрочем, подвиг - когда люди шли на фронт и возвращались инвалидами. А у меня - так…

- Чем этот немец был не похож на всех остальных?
- У Штиха была очень интересная подача. Не разберешь, куда посылает мяч - вправо или влево. Игрок, который на корте умел все. Выйти к сетке или остаться на задней линии. Его невозможно было просчитать. Он не давал ритм, как вся испанская школа: задняя линия, накручивание до потери пульса… Год спустя в «Берси» я столкнулся с Борисом Беккером. Он сказал: «Знаешь, после того матча Штих не может играть». Михаэль выиграл еще турнир в Голландии, но это был уже другой Штих. Психологически поражение его надломило.

- С самим Михаэлем говорили?
- Периодически пересекаемся. Я ни разу не напоминал ему о том полуфинале. А минувшим летом на «Ролан Гаррос» Штих неожиданно сам заговорил: «Помнишь девять матчболов?» Но я сразу постарался увести его от беседы на эту тему. Зачем человека нервировать?

- Тапочки, в которых вы выиграли этот матч, достались Южному.
- Миша недавно мне сказал: «До сих пор храню твои тапочки». Надо было ответить: если не нужны - охотно заберу назад. Не представляю, как они у Южного очутились. После того матча меня все хотели растащить на сувениры. Эмоции хлынули через край, себя не контролировал. Кому-то ракетку подарил, кому-то денег дал. Тренер плакал, моя бывшая жена тоже, стадион орал как сумасшедший. Все были в восторге.

- От кого узнали, что Ельцин за матч против Штиха вас представил к ордену Мужества?
- У меня и в мыслях не было, что могу получить награду. Многие почему-то думают, что Ельцин меня сделал Героем России. Вручил мне орден Тарпищев перед игрой с каким-то венгром. После награждения собраться на корте я так и не сумел. Сгорел очень легко.

- Надевали орден потом хоть раз?
- Нет. Знать бы, где он лежит. Кажется, в парижской квартире.

- С Ельциным были памятные встречи?
- Однажды подходит Тарпищев: «Борис Николаевич сегодня летит из Петербурга в Москву. Тебя тоже приглашает». Самолет - Ил-62 был шикарный, я как царь сидел.

- В кресле?
- За столом, напротив Бориса Николаевича. Он достал шикарную бутылку вина, Grand Cru Classe. Распили на четверых.

- Кто был?
- Ельцин, Наина Иосифовна, Тарпищев и я. Потом Ельцин рассказал историю, как в молодости ехал в Москву и попал на каких-то картежников. Проиграл все. Напоследок картежники говорят: «Крайняя партия. Выигрываешь - отдаем пиджак и брюки, едешь дальше одетый. Проигрываешь - сбрасываем тебя с поезда». Ельцин согласился - и выиграл.

- Еще о чем рассказывал?
- Вспоминал, как оказался на коньячном заводе в Ереване. Его поставили на весы. А напротив взвалили по весу столько же коньяка. И все ему отдали.

- К себе в Барвиху не звал?
- Звал - сразу, как из самолета вышли. Он хотел продолжения банкета. Но я понимал: человек не совсем здоровый, уставший. «Поедешь?» - «Спасибо, Борис Николаевич. В другой раз - с удовольствием».

- Вам, кавалеру ордена Мужества, никогда не казалось на корте, что еще шаг - и умрете?
- Бывало. В Австралии жара стояла 42 градуса. Но я уже ее не чувствовал. По коже шел холод. Не было дыхания. Там я умирал каждый матч. Умирал, умирал - а смерть в конце концов наступала у других.

- Самый волевой человек из мира тенниса?
- Надаль. Феноменальная сила воли. Настолько «живучий», что это невозможно объяснить. Помню лишь один матч, когда он сник и перестал бороться - пару лет назад в «Берси» играл финал с Налбандяном. Тот смотрелся здорово - у Надаля даже не было шансов.

- С семьей Шараповых знакомы?
- С папой Маши связан неприятный эпизод. У нас была программа: беру у известного игрока ракетку, а инвестиционная группа «Абсолют», где я советник по спорту, ракетку как бы выкупает. Эти три тысячи долларов передают больным детям, которые нуждаются в операции. И вот подошел к Шарапову: «Юра, можешь дать ракетку Маши? Мы на эти деньги ребенку операцию оплатим, ты подтверждающее письмо получишь…»

- Неужели отказал?
- Да. «Не могу, у Маши всего десять ракеток». Я был потрясен. Шараповой ракетку дать - раз плюнуть. Никто тогда не отказал - ни Давыденко, ни Сафин, ни Санторо…

- К Марии вы не подходили?
- Не стал, она в это время тренировалась. Может, стоило? А Юра, наверное, хотел показать, насколько он крутой. Или просто дурачок. После этого с Шараповым не общаюсь.

* * *

- О вашем чувстве юмора легенды ходят.
- Любил я прежде на турнирах аккредитовываться под занятными именами. Спрашивают: «Как вас зовут?» - «Антонио» - «Фамилия?» - «Вивальди». - «Тренера вашего как зовут?» - «Иоганн Бах». И проходило! Думаю, аккредитация с моим портретом и подписью «Антонио Вивальди» - уникальная вещь. Можно на аукцион выставить. Но сейчас такое не прокатывает, все боятся терроризма.

- Помните момент, когда Тарпищев вас особенно удивил?
- Тарпищев - ясновидящий, я несколько раз убеждался. В 1985 году играли Кубок Дэвиса против Индии. В Дели нас принимал Раджив Ганди. Проходит, пожимает руки. Шамиль Анвярович поворачивается ко мне и негромко говорит: «Вот - последнее рукопожатие Раджива Ганди».

- Сбылось?
- На следующий день в Раджива стреляли. Он получил две пули - правда, выжил.

- Надо же.
- Вообще удивительные были годы. Вдумайтесь - я официальные турниры деревянными ракетками выигрывал!

- Представляем, как на вас за границей смотрели.
- Как на ископаемое. В том же 1985-м на «Ролан Гаррос» обыграл Элиота Телчера, десятого в рейтинге. Захожу в раздевалку, гляжу на него и понимаю - все. Телчер потерянный для мира человек. Меня в Европе воспринимали как обезьяну, которая сидела на дереве, внезапно спрыгнула, схватила деревянную ракетку и кого-то сразу обыграла.
Помню, в СССР накануне турниров журналисты спрашивали: «Как сыграете в Америке?» Я отвечал: «Все зависит от того, как пройдем американскую таможню». Суточные у нас были - 25 долларов. Мама мне набивала огромную сумку колбасой и тушенкой. Лишь сверху лежали две майки.

- Останавливали?
- Если меня брали на таможне - это значило, что буду голодным в течение месяца. Хорошо играть в теннис не смогу. За границей мы не обедали - экономили деньги. Если завтрак в гостинице бесплатный, наедались на весь день. Потом с набитым желудком еле по корту передвигались.
Как-то в американской гостинице положил несколько банок тушенки в раковину под струю кипятка. Лег - и уснул. Вода перелилась, в номере все плавало.

- Что стряслось?
- Ярлыки от банок отошли, закупорили слив. Так я с полотенцем ползал, откачивал воду. Обошлось.

- Никогда тушенку не отбирали?
- В Новой Зеландии отняли всю еду. Еще был случай: я первым прошел - таможенники пока не проснулись, почти не досматривали. Следом за мной Ольховский. У Андрея вытащили все. Оставили разве что пару носков.

- Бедняга.
- Потом в Спорткомитете придумали схему - «призовые минус суточные». В Новой Зеландии пробыли 20 дней - и считали, что выгоднее. Суточных набегало больше - так от призовых отказывались! Смешно получилось, когда на турнире в Орландо я выиграл 60 тысяч долларов. Нашему сопровождающему надо было их обналичить. Не чек же везти в Советский Союз. В Майами пятьдесят банков обошли, где тысячу обналичим, где - две. Так прямо в банке этот кэгэбешник начал засовывать эти купюры в трусы.

- ???
- Честное слово, там и держал. Говорю ему: «Как же вы спите?» - «А они эластичные…»

- Ладили с комитетчиками?
- Попадались нормальные ребята, но и дураков хватало. Один в США нас увещевал: «Вечерами не выходите из номера, все-таки Америка, стреляют на каждом углу…»

- С какого-то момента решили призовые государству не отдавать?
- Да, вместе с Наташей Зверевой. Но мои документы оставались в федерации, и в конце 1989 года меня вызвали: «Или возвращаешь деньги, или станешь невыездным». Пришлось что-то им отдать. Это было уже в последний раз.

* * *

- Однажды вы загремели во французский госпиталь - и вас не пришел навестить никто, кроме Тарпищева. Почему?
- Нет, приходили ребята, пусть и мало кто. Но это нормально. Когда играешь - многие дышат твоими победами, зато почти нет людей, которые дышат твоими поражениями. Я с пониманием на это смотрю. Как немецкий философ Кант.

- Как-то неожиданно вы Канта упомянули...
- Что-то я действительно углубился... Давайте дальше.

- В 1997-м на турнире в Филадельфии вы получили двойной перелом ноги.
- Это ужас! Боль кошмарная! Представьте, что вам медленно режут руку - и поливают рану кипятком. Я судился с организаторами турнира и процесс выиграл. Есть одна тонкость. Правила ATP - довольно толстая книжка, 200 страниц. А посередине строчка: игрок не может судиться с ATP. Очень хитро придумано. Чтобы участвовать в турнирах, теннисист обязан подписать эту бумагу. Замкнутый круг.

- Как же выиграли процесс?
- Я судился с человеком, который плохо подготовил корты, а уж он - с ATP. У него сохранилась переписка с организаторами турнира. Накануне там игрался хоккейный матч, и переделать площадку в корт надо было за ночь. Этот человек предоставил бюджет - организаторы не согласились. Тогда он написал: «Могу сделать дешевле. Только игрок в любой момент рискует получить травму» - «Делай!»

- Нога реагирует на погоду?
- С того года - хромаю каждое утро. Минуту, две - потом все проходит. Но это не мешает чувствовать себя счастливым - достаточно вспомнить один случай. На железной дороге под Уфой велись работы. Трактор чуть задел газопровод, газ скопился в ложбинке. Когда шел пассажирский поезд, произошел взрыв. Это 1989 год - люди горели заживо. Я вышел тогда в полуфинал «Ролан Гаррос» и решил на часть призовых купить 20 перфораторов кожи. С их помощью на обожженном участке растягивают сохранившиеся куски кожи. Меня после пригласили в институт Вишневского, главврач смотрел во все глаза: «Молодой человек, я не понимаю - зачем вы это сделали?». Он искренне не понимал. А я не знал, что ему ответить. И вот в этом институте увидел ужасную картину.

- Какую?
- Маленького мальчика кормила мама. Доктор указал на него: «Самый сложный ожог - электрический. Обычный-то видно, при электрическом надо сканировать все тело. Ребенок на стройке дотронулся до сварочного аппарата». У него была ампутирована одна рука по плечо, другая - по локоть… И как я после этого должен относиться к своей утренней хромоте? Да чепуха все это!

- После того перелома вы едва не спились. Начинали утро с трех бутылок пива.
- Все равно знал, что остановлюсь - когда будет надо. Я - сильный человек. Просто в те дни мне было абсолютно нечего делать. Целей не осталось. Ну, начинал с пива - и что?

- Утреннее пиво давно в прошлом?
- Конечно. Если я напился - на следующий день болею. Не в состоянии работать. Потому алкоголем не злоупотребляю. Тогда же депрессия накрыла не от выпитого - а оттого, что не мог творить. Много энергии - но девать некуда. Что я мог на костылях? С чего еще начинать день?

- С книжки, например.
- Читал я книжки, телевизор смотрел - а дальше что? Тоска!

- Помните первую игру после этого ужаса?
- Заявился на маленький турнир во Франции. Было очень нервное состояние. Ничего не видел, ничего не слышал. Представляете, что у меня в голове творилось - если завернул не в мужскую раздевалку, а в женскую?!

- Вам там, наверное, не обрадовались.
- Захожу - и вижу обнаженную девочку.

- Сознание к вам вернулось?
- Ага. Сразу прояснилось.

* * *

- Вы ведь были на матче «Спартак» - «Харлем» 20 октября 1982 года - и чуть не погибли?
- Мне всегда так тяжело рассказывать об этом… На глаза наворачиваются слезы…

- Оказались в самой гуще?
- Было две лестницы и площадочка между ними. Вокруг - сплошные трупы, несколько десятков человек. Сами перила выгнулись. Мы стояли с каким-то солдатиком. Я видел: возле нас лежит мужик, на нем еще один, под ним третий. Разглядел безумные глаза нижнего, который задыхался под давлением. У меня самого была истерика.

- Помочь не могли?
- Я сделал движение в сторону, он меня схватил за ногу. Прохрипел: «Спаси, умоляю, я тебе дам много денег». Мы с солдатом попытались его вытащить, но не могли сдвинуть даже на сантиметр. Чуть потянешь - ему становилось намного больнее. Остальные в него вцепились, тоже хотели выжить.

- Что помогло уцелеть вам? 
- Чудо. Между прочим, в то утро в нашу квартиру впорхнул воробей. Бабушка всполошилась: «Скверная примета». Я не придал этому значения. Только потом узнал, что птица, залетевшая в окно, - к покойнику… Мне просто повезло. Хотя толпа была совершенно неконтролируемой. Ее качало, как на волнах, то в одну сторону, то в другую. Я говорил себе: главное - удержаться на ногах. Тех, кто падал, затаптывали насмерть. И ничего нельзя было сделать. Страх был жуткий.

- Поняли, что смерть где-то близко?
- Почувствовал, реально. Сначала меня прижало к стенке, затем увидел свободное пространство. Тот самый солдатик протянул руку. Я сделал огромный шаг и, перемахнув через ограждение, кое-как выбрался.

- Сколько продолжался этот кошмар?
- Я потерял счет времени. Запомнилось другое. Мы вытащили паренька. Я видел, как у него движется взад-вперед грудная клетка, он еле дышал. Приволок его к «Скорой помощи». Говорю врачам: «Спасите мальчишку».

- Спасли?
- Доктор нагнулся к нему, раскрыл зрачок. Равнодушно произнес: «Все, труп». И отошел в сторону. А я достал из его нагрудного кармана паспорт, раскрыл. Фамилию не помню, врезалась в память дата рождения - 1965-й. Он был всего на год старше меня. Я оглянулся - на асфальте в ряд метров тридцать длиной лежали люди. В основном - такие же молодые ребята.
Когда исполнилось 25 лет с момента трагедии, я приехал в Лужники. У памятника погибшим собрались родители. Я видел, они сами - не старые люди. И для них эта боль не утихла.

- Ваши-то родители когда узнали о случившемся?
- Жил я с мамой и бабушкой. Когда добрался до дома, они обомлели от моего вида. Потом еще долго харкал кровью. И дубленка была вся в крови, - больше никогда ее не надевал. Говорить своим ничего не стал: «Пожалуйста, не надо меня ни о чем спрашивать. Я жив и здоров. Остальное - позже». Лишь через месяц нашел силы рассказать о том, что же произошло.
Наутро после матча спустился в киоск и купил все газеты - о трагедии в Лужниках не было ни слова! Единственное упоминание обнаружил в «Вечерке». Отчет об игре заканчивался коротеньким - дескать, по окончании матча на стадионе случилось ЧП, пострадало несколько болельщиков. И все. Знаете, о чем тогда подумал?

- О чем?
- Может, и впрямь ничего не было? Может, это сон?

- Увиденное надолго отбило желание ходить на футбол?
- В следующий раз появился на стадионе почти через десять лет. Уже во Франции. Вагиз Хидиятуллин пригласил на матч «Тулузы». Ехал с опаской: вдруг, думал, опять давка повторится? Но время лечит. Постепенно страх ушел. В 1998-м во Франции ходил на матчи чемпионата мира. Год спустя был на «Стад де Франс», когда наша сборная обыграла хозяев 3:2. На трибуне столкнулся с Анатолием Собчаком. Вот уж кого встретить там никак не ожидал!

* * *

- Давайте вспомним, как вы получили пулю возле одного из днепропетровских баров. Вступились тогда за товарища, марокканского теннисиста Юнеса Эль-Айнауи?
- Да. Все могло закончиться печально. Я зажал руками рану, пытаясь остановить кровотечение. Но пока доковылял до дверей бара, ботинки пропитались кровью. К счастью, врачи сработали отлично. Меня мигом доставили в больницу и прооперировали.

- Как получилось, что еще сломали пальцы на руке?
- Когда один из этих отморозков направил на меня ствол, я выбил его ногой. И от души врезал кулаком в пятак. Удар был такой силы, что пальцы сломал. Тут его приятель и всадил в меня две пули из травматического пистолета. Он был переделан под боевой. Спасла меня толстая дубленка.

- Бандитов нашли?
- Да. Местные молодые ребята, которые накупили машин с пистолетами, - и решили, что мир у их ног. Парня, который стрелял в меня, посадили. Правда, сколько он получил, - не в курсе. На суд я не приезжал.

- Хватало у вас историй и в Париже…
- Как-то в центре города купил бутылку воды, разменяв 500-франковую бумажку. Сдачу положил в карман куртки и пошел дальше. А компания арабов увидела крупные деньги и решила грабануть. Их было четверо. Долго шагали за мной. Потом налетели, полоснули ножом по одежде и попытались вытащить деньги. Но я не растерялся. Сунул руку за пазуху, будто у меня там «пушка», и заорал: «Я - русская мафия! Кто шелохнется - стреляю в голову». Взял их на понт.

- Подействовало?
- Да, тут же кинулись врассыпную. В другой раз в Париже хотели угнать мой мопед. Когда меня заметили - бросили его и побежали. Я - за ними. Со мной был друг на машине. Сел за руль и помчался следом. Но лучше б мы этого не делали.

- Почему?
- Ничем хорошим для нас это не закончилось. Грабителей оказалось человек пятнадцать. Другу досталось по физиономии, а я успел вытащить из машины отвертку - и ко мне боялись подойти. В итоге эти гады отыгрались на автомобиле, почти весь разнесли. А я подумал: зачем гнался за ними? Зачем рисковал? Тем более что мопед застрахован.

- Нашли ответ?
- В такие секунды срабатывает инстинкт. Хотя, если честно, инцидент в Днепропетровске меня изменил. С того дня стараюсь избегать конфликтов. Был после этого случай - уже в Москве. Зашел в кафе перекусить. Сижу за барной стойкой, обедаю - никого не трогаю. Рядом расслабляется компания. Вдруг подходит поддатый парень, начинает задираться, нести какую-то пургу. Ты, мол, голубой, я тебя сейчас поимею… Оскорблял последними словами. Я повернулся к компании - заберите своего.

- Что же ему не понравилось?
- То, что сел я, видите ли, не за стол, а за барную стойку. Ну не бред? Больших усилий стоило сдержаться. Решил, что на мою голову приключений достаточно. Впрочем, все это ерунда по сравнению с тем, что было в начале 90-х. Вот там действительно ситуация была опасная.

- Куда уж опаснее.
- Я не преувеличиваю. Об этом еще никогда не рассказывал журналистам. Дело в том, что мне предлагали перевозить за границу уран. Пообещали миллион долларов. Давно это было.

- Кто предлагал?
- Знакомый. В 1993 году его застрелили в Москве. Он сказал: «Провези небольшой кусочек, в килограмм весом, - и миллион твой». Тогда я, конечно, понятия не имел, что один грамм урана стоит сотни тысяч долларов.

- Отказались?
- Слава богу, хватило ума. Я понимал: если соглашусь - обреку себя на медленную смерть. Хотя знаю двух теннисистов, которые не устояли.

- И что?
- Умерли от лейкемии. Та же самая болезнь погубила эстонца Ланге. Талантливый был игрок, левша. Он хранил уран у себя в погребе, привозил его во Францию. Не знаю, сколько на этом заработал, но здоровье подорвал моментально.

* * *

- Алла Чеснокова, ваша бывшая жена, в интервью говорила, что для вас в порядке вещей было - разгромить после поражения гостиничный номер…
- Преувеличивает. Я был очень тихий на корте, а вот за его пределами иногда мог вспылить. Запулить часы в стенку или мобильник. Но мебель в номерах не крушил так, как Горан Иванишевич.

- А что Иванишевич?
- Проиграв турнир в Майами, хорват устроил в номере чудовищный погром. С тех пор в этот отель теннисистов на порог не пускают.

- Другую звезду мирового тенниса, Бориса Беккера, по словам Аллы, в последний момент сняли с подоконника - хотел выброситься. Это не выдумка?
- Теннисисты - люди ранимые. Порой уединяются и страдают. Так что все могло быть.

- Александр Абдулов считал: если распадается брак - всегда виноват мужчина. Согласны?
- Абдулов - молодец, что так сказал. По крайней мере это - по-мужски. Хотя в таких делах, полагаю, у каждого - своя правда. Когда люди расстаются, они начинают искать виноватого. А что в итоге? Потом встречаются, опять начинают доказывать, кто прав, а кто - нет. И еще больше усугубляют ситуацию. Я же предпочитаю виновного не искать. У нас с Аллой были непростые отношения. Мы то сходились, то расходились… Сейчас она с детьми живет во Франции. А у меня другая семья.

- Жена - моложе вас?
- Да, на 11 лет. Познакомились со Снежаной в Москве, на вечеринке. Сын растет - ему год и три месяца.

- Кем работает Снежана?
- Моим ангелом-хранителем. Я не шучу. Она действительно моя правая рука. Помогает во всем, в том числе - в антикварном бизнесе.

- Почему именно антикварном?
- Началось с того, что в конце 80-х, как и многие теннисисты, я привозил из Америки компьютеры. Это были громоздкие бандуры, но в Союзе стоили бешеных денег. Если ребята покупали на них автомобили, то я - полотна Васнецова, Коровина. А со временем стал заниматься и антиквариатом.

- Поразительно - как додумались в таком возрасте покупать картины, а не машины?
- Никто не советовал. Просто чувствовал тягу к живописи. Коровина купил в 1989 году в парижском магазине «Санкт-Петербург». Заплатил 20 тысяч франков. Потом продал.

- Почему?
- Хорошая картина - вечерний Париж. Но у Коровина есть более красивые работы. А одну картину Васнецова я сбыл Кафельникову. Вскоре выкупил обратно и снова продал - уже другому человеку.

- Была картина, которая от вас ушла, - и очень об этом жалели?
- Когда продаю - всегда жалею. Но успокаиваю себя тем, что обязательно найду что-то лучше. Понимаете, можно жалеть, если отдаешь «Джоконду»…

- Или «Девятый вал».
- Насчет Айвазовского - готов поспорить. Есть художники, чьи работы встречаются редко. Например, Куинджи. А вот Айвазовский - необычайно плодовит, написал около шести тысяч картин. А сколько подделок! Частенько за его полотна выдают работы армянского художника Башинджагяна. Он прекрасно рисовал море, и мазок с Айвазовским у него точь-в-точь. Разница в том, за одного дают 100 тысяч долларов, а за другого - два миллиона. Так что делают жулики? Стирают на картинах подпись Башинджагяна и ставят автограф Айвазовского.

- Вы на подделки попадали?
- Как без этого? Только не с Айвазовским - с ним никогда не связывался. Однажды приобрел работу Александры Экстер за 20 тысяч евро. Оказалось - подделка. Пытался вернуть предыдущему владельцу, но получил лишь часть денег. Хотя 20 тысяч евро - пустяк по сравнению с суммой, которую в 90-е в Москве вложил в недвижимость. Потом выяснилось, что я купил воздух…

- На аукционах вы, похоже, нередкий гость?
- Обычно покупаю вещи у знакомых антикваров. В этом кругу все давно друг друга знают. Поэтому, если вдруг тебе досталась подделка, всегда можешь ее вернуть. На аукционах сложнее. Там сперва необходимо предоставить доказательства. Для этого надо сходить в Третьяковку или Русский музей, найти авторитетных экспертов, которые подтвердят, что это не подлинник. Иногда требуется химический анализ. А это - время, деньги.

- Какой аукцион особенно запомнился?
- Когда-то за 400 тысяч франков ушло с молотка рукописное четверостишие Пушкина с его автографом. Еще запомнил, как продали картину Георгия Лапшина - ученика Коровина. Она была грязная, покрыта толстым слоем пыли. Стартовую цену дали смешную - кажется, 200 евро. «Если поднимется до 10 тысяч евро - куплю», - подумал я. Однако работа ушла за 43 тысячи.

* * *

- Из теннисистов, говорят, Иван Лендл - большой любитель живописи?
- Его страсть - знаменитый чешский художник Альфонс Муха, который работал в стиле арт нуво. С Лендлом как-то разговорились об этом. Он сказал, что собрал солидную коллекцию Мухи. Я понимаю Ивана - мне тоже очень нравятся работы этого художника.

- Помимо картин - самое интересное, что побывало в ваших руках?
- В Швейцарии подержал бриллиант весом в 110 карат. Покупать, разумеется, не собирался. Человек хотел за него 18 миллионов долларов. Удалось ли его кому-то продать - не знаю… Но гораздо большее удовольствие я получаю от старых советских газет.

- Газет?!
- Долго их искал - попробуйте-ка найти такие, чтоб были в хорошем состоянии. Недавно, наконец, обнаружил на блошином рынке уникальные номера «Правды» - за 1924 год, 1926-й, 1953-й… Изучаю, что писали на следующий день после смерти Ленина, Дзержинского, Сталина. Про «дело врачей». Безумно интересно.

- Еще вы коллекционируете марки. С Анатолием Карповым, большим знатоком этого дела, знакомы?
- Познакомились в 1988 году. Карпов пригласил в гости, показал свою уникальную коллекцию. У него и тогда было очень много марок - сейчас, наверное, еще больше. Главные темы - олимпийская филателия, шахматы, хронология советских марок и марки Бельгии. У Анатолия Евгеньевича были деньги и возможности быстро собрать полную коллекцию какой-то серии - после чего он переключался на новую. Я же в этом деле не такой профи. Когда-то в шесть лет мне подарили марки, и я увлекся. Но мало что в этом смыслил, складывал в альбом все подряд - бабочки, цветочки, машинки… Только в 18 начал собирать уже серьезную коллекцию на шахматную тему.

- С Карповым общаетесь?
- К сожалению, не виделись очень давно. Последний раз были вместе на выставке Ильи Глазунова. Еще во времена СССР.

- Вы прожили во Франции больше десяти лет. Рассматривали для себя вариант остаться там навсегда?
- Нет. Хотя Париж - сказочный город. Пожив там, понял, почему туда так тянуло наших эмигрантов. Я бывал на русском кладбище Сен-Женевьев-де-Буа, где похоронены Бунин, Мережковский, Галич, Тарковский, Нуреев, Коровин… Впервые оказался там лет двадцать назад. И встретил удивительного человека.

- Вы о ком?
- Служил там батюшка, который об этом кладбище знал все. Мог рассказать о каждой могиле. Помнил, как в 1953-м хоронили Бунина. Слушать его истории можно было часами. Был, правда, у батюшки недостаток. Свою длинную рясу он, кажется, с того же 1953-го не стирал. Грязь с нее можно было ножом отскребать. Пахло ужасно.

- Близкие говорили о вашей рассеянности. Эта черта при вас?
- Ну да. Теряю и мобильные телефоны, и чемоданы. Хотя гораздо хуже, когда безалаберно составляю договор о покупке помещения - и все прахом.

- Это тоже - рассеянность?
- Она самая. О, историю вспомнил. К моей рассеянности она отношения не имеет. Прилетел как-то в Германию к Кафельникову и Голованову. Собираемся на тренировку. Ребята сложили сумки, поставили их на тротуар рядом с машиной - и уехали. Вечером возвращаемся, выходит сосед: «Вы утром сумочку забыли». Кафельников смотрит - ба, да эта же моя! А сумочка-то непростая.

- В смысле?
- Набитая почти доверху деньгами. Там лежало 150 тысяч марок. Представляете, что Кафельников оставил на дороге?! Хорошо, сосед честный попался - видимо, сумку даже не раскрыл. Конечно, его отблагодарили.

…Мы уже прощались, как вдруг Чесноков сказал:

- А еще меня однажды пыталось завербовать КГБ. Хотели, чтобы после зарубежных поездок я докладывал обо всем.

- Михаил Козаков в такой ситуации дрогнул, за что себя до сих пор корит. А вы?
- Формально я согласился сотрудничать. Но ни одного человека не сдал.

- Если подробнее?
- Нет уж, хватит. Наверное, я и так вам лишнего наговорил…

Юрий ГОЛЫШАК, Александр КРУЖКОВ

Спорт-Экспресс