Жизнь как кино. Авторская колонка Роберта Левандовски

Пару дней назад я проснулся, повернулся и увидел что-то странное на подушке.

Знаете, как это бывает, когда хорошо поспал, еле продираешь глаза и чувствуешь, будто всё ещё дремлешь? Так и я отреагировал. «А он как здесь оказался?»

Я едва помню церемонию и то, как получил награду. На следующий день с трудом верилось, что всё это было взаправду.

Я вытянул руку и схватил предмет. И понял, что это не сон. Это по-настоящему.

Тебя назвали лучшим игроком в мире.

А ты заснул с трофеем в постели.

Я долго пялился на трофей для того, чтобы окончательно понять, что он олицетворяет. И я всё ещё до конца не осознал, чего добился.

Позвольте мне разъяснить вам кое-что о поляках, и тогда может вы поймёте. До церемонии я понимал, что провёл отличный год в «Баварии». Я понимал, что могу выиграть. Может, что я заслуживал выиграть. Но в Польше у всех есть комплекс неполноценности. У нас никогда не было лучшего игрока в мире. И детям негде брать кумиров. Скауты всегда говорят «он хорош, но… он из Польши». Поэтому мы никогда не довольны собой и не верим, что кто-то может чего-то добиться.

Пацаны из Польши не могут быть лучшими. так просто не бывает. Поэтому, когда мне вручили трофей, я не знал, что и думать. Скажите, клише, но у меня буквально перед глазами пронеслась вся моя жизнь. Я вспомнил, как впервые прикоснулся к мячу, как играл на грязных полях, и всех, кто мне помог.

Прям как в кино — драма в трёх актах. И я хочу поделиться с вами этим фильмом. Потому что даже сейчас в Польше, или где-то ещё, есть дети, которые боятся мечтать.

Акт первый: Евхаристия

Когда я был ещё ребёнком, у меня было первое причащение в местном храме. Если вы незнакомы с католическими традициями, это такой очень важный день. Сначала — литургия, а затем — отмечание в кругу семьи.

Одна беда: спустя три часа после литургии у меня была игра. Причём стадион далеко.

Поэтому перед празднеством папа, Кшиштоф, поговорил со священником. Дело было в моём родном городишке Лешно в 40 минутах от Варшавы. Не удивительно, что папа всех тут знал по имени.

Он сказал: «Послушайте, святой отец, а нельзя ли начать на час раньше? И, может, в конце убрать минут десять? Просто у моего сына матч…»

Безумная затея, но священник хорошо меня знал, поэтому он подумал и ответил: «Ну, почему бы и нет? Я знаю, как он любит футбол. Ускоримся».

Так что стоило закончиться литургии, как я перекрестился, и мы отцом рванули к машине что есть мощи! Хаха!

Мы выиграли, конечно же.

Эта история хорошо описывает моё детство — и папу.

Играть я начал в пятилетнем возрасте, и в Лешно не было команд моего возраста. Приходилось играть с детьми на два года старше. Было тяжело, тем более что я был худощав и застенчив. Много лет я играл за варшавскую команду — а до её поля был час езды.

Если бы родители не разделяли моей мечты, моя жизнь сложилась бы совсем иначе.

И мама, и папа были учителями физкультуры, причём папа был моим учителем в первую очередь. После школы он довозил меня до тренировки, там ждал два часа, и вёз обратно. В клубе не было раздевалок, поэтому в машину я зачастую садился мокрый, весь в грязи. Домой мы добирались в десять вечера.

Папа проделывал четырёхчасовой путь только чтобы я мог потренироваться. Другие родители смотрели на него, как на умалишённого.

Серьёзно, я не шучу. Я слышал, как другие крутили у виска, вопрошая «зачем ты это делаешь?»

Они никогда не говорили, что потому что надеялись вырастить из меня профессионального игрока. Вместо этого они говорили, что у Роберта есть мечта, и что он любит футбол. Они не думали, что всё это — чтобы Роберт стал профи и заработал нам много денег.

Никогда.

Многие родители давят на своих детей, чтобы те преуспели. Я видел, как отцы орут на своих сыновей-десятилеток. Меня подобное не мотивировало. И сейчас не мотивирует. Эти родители знать не знают, каково это — быть спортсменом. Они не понимают, что любовь к футболу идёт из сердца.

Когда я был мал, многие считали, что я слишком слаб и худощав, чтобы стать атлетом. Это были «хейтеры», как говорят нынче! Но родители продолжали мотивировать меня, просили думать самостоятельно, игнорировать, что говорят другие.

Они долго твердили одно и то же, но смысл я понял спустя много лет.

Они говорили «Роберт, доверяйся своим инстинктам».

Хороший урок и для нападающего, и для всех остальных.

Акт второй: Отказ

Мой отец умер, когда мне было 16 лет. Даже не знаю, как описать, что я чувствовал тогда. Когда ты ещё мальчишка, некоторые вещи можно сказать только папе. Никто больше не поймёт. И после его смерти у меня внутри копились вопросы. Я мог думать только о том, как хотел с ним поговорить. Хоть десять минут.

Мама старалась, как могла. Она выполняла функции обоих родителей, и я бесконечно её уважаю.

Когда-то тогда я выступал за «Легию Варшаву II» — резервы одной из крупнейших команд Польши. Мы были в третьем дивизионе. В 2006 году к концу подходил мой контракт, и руководство думало, продлять его или нет.

К сожалению, именно тогда я получил серьёзную травму колена. Многие сомневались, что я вернусь. Жуткое, жуткое время. Я не знал, что мне делать, и спрашивал совета у представителей клуба. Но им было всё равно. О решении от меня отказаться мне рассказал не тренер или технический директор, а… секретарь.

Это один из худших дней в моей жизни. Папы больше нет. Теперь и карьера разваливалась. На улице меня уже поджидала машина, и мама сразу увидела, что что-то не так. Когда я сел внутрь, я не мог сдержать слёзы. «Надо работать дальше. Зацикливаться на прошлом нет смысла». Она была очень сильным человеком.

Затем она связалась со «Зничем» из Прушкува. Тот же дивизион, но клуб гораздо меньше. Там меня хотели подписать ещё несколько месяцев назад, но я даже и не думал о таком варианте. С чего бы мне покидать «Легию» и перебираться в Прушкув?

Сейчас я счастлив, что они всё ещё были заинтересованы. Я был в таком ужасном состоянии, что даже бег казался подвигом. Когда я пытался бежать, одна нога просто волочилась сзади, будто к ней привязали кусок цемента. Жалкое зрелище.

Боюсь представить, что было бы, прислушайся я к хейтерам. Может, сдался бы. Посмотрел бы на то, как другие в моём возрасте уже были в «Манчестер Юнайтед» и «Барселоне». А я что? А я — в третьем польском дивизионе, едва не инвалид.

Это время многому меня научило. Я старался вернуть себе веру в себя. И когда я вернулся в тонус, я внезапно начал забивать. Пройдёт четыре года, и меня уже вовсю будут звать клубы из-за рубежа.

Было много слухов, много предложений. Я мог оказаться где угодно. Но я вспомнил совет родителей и доверился своему инстинкту. Меня звала Германия.

Акт третий. Спор

Как-то я поспорил с Юргеном Клоппом.

2010 год, и я уже несколько месяцев провёл в «Боруссии». Было очень тяжело. Я знал, как сказать danke, и на этом моё знание языка заканчивалось. Ещё я знал scheisse. Погода была серая, всё время шёл дождь. А Клопп на тренировках требовал чего-то невозможного.

Я отчаянно пытался впечатлить тренера, и Клопп думал, как дать мне дополнительной мотивации.

Так он со мной и поспорил. Если я забью 10 голов на тренировке, он даст мне 50 евро. А если не забью, я дам ему 50 евро.

В первые недели платил только я. Он хохотал. Но спустя несколько месяцев всё уже было наоборот. Я загребал деньги.

«Стоп! Довольно уж… ты готов» — сказал он мне в один день. Я же так не считал. Матч — это не тренировка.

В том сезоне я часто сидел на скамье. и больше я выходил на поле уже в новом году. Я был десяткой, и играл под нападающим. Моя любимая позиция — девятка. Но всё равно, спасибо, Юрген, за те шесть месяцев. Я научился играть глубже и понял, как игроки ведут себя, выступая под нападающим.

Начался второй сезон, и я был не в форме. Я понимал, что Юрген чего-то хотел, но я не понимал, чего. И после жуткого поражения от «Марселя» в Лиге Чемпионов (кажется, 3:0), я зашёл к нему и открыто спросил, чего он ждёт.

Я не очень помню, что он сказал — я всё ещё с трудом понимал немецкий, — но я понял достаточно. Мы здорово побеседовали.

Через три дня я отметился хет-триком и сделал результативную передачу в игре с «Аугсбургом». Вы выиграли со счётом 4:0, и с тех пор всё поменялось. Внутри меня что-то будто бы переключилось. Наверное, это связано с моим отцом. Сейчас я понимаю, что поговорил с Юргеном так, как поговорил бы с папой. Я так не говорил много, много лет. С Юргеном можно было говорить о чём угодно. Ему доверяешь. Он — семейный человек, и он сопереживал мне.

Юрген был не только отцовской фигурой, но и тренером. «Плохим» тренером. В лучшем смысле этого слова.

Попробую объяснить… вспомните школу. Какого учителя вы помните больше всего? Не того, с которым было просто, и который ничего от вас не ждал. Нет, вы помните плохого учителя, который не давал вам покоя. Который всячески пытался выжать из вас максимум. Юрген был такой.

Он не хотел, чтобы я оставался хорошистом. Юрген хотел, чтобы у него все были отличники. Не ради себя — ради самих игроков.

Он научил меня многому. Поначалу я хотел добиться всего сразу, но Юрген меня успокоил. Я хотел решать всё одним пасом. Он показал мне, что порой можно сделать второе касание.

Это шло вразрез с моей натурой, но вскоре я забивал направо и налево.

Когда я научился играть спокойно, он заставил меня ускориться. Теперь хватало одного касания. Он замедлил меня, чтобы ускорить. Вроде бы просто, но это гениальный метод.

Юрген никогда не забывал, что все мы прежде всего люди, и уже потом футболисты. Помню, как-то все мы были в раздевалке. Только что отгремели выходные, и на утро все, как принято среди тех, кто любит подвыпить, наелись чеснока, чтобы перебить запах алкоголя. И тут заходит Юрген с носом наготове.

Как ищейка, он принялся нюхать. Нюхает, нюхает. «Мне кажется, или пахнет… чесноком?»

Конечно, чесноком. Он знал, почему от нас так разило, и мы знали, что он знает, почему. Но так и не дождавшись ответа, он развернулся и ушёл.

Несколько секунд стояла гробовая тишина, а затем мы стали хохотать. Никогда не пытайтесь обдурить Юргена Клоппа. Он слишком умён!

Не только Юрген сделал меня лучше. В «Баварии» мне помогали Юпп Хайнкес, Пеп Гвардиола, Карло Анчелотти и теперь Ханси Флик. Играть за «Баварию» — уже образование, потому что требования здесь очень высокие, а клуб очень профессиональный. Хочешь не хочешь, а стандарты придётся повышать. И всё же я бы не справился без помощи близких людей. Прежде всего моей жены Анны.

Мы познакомились в университете, когда я выступал за «Знич». Она проходила курс правильного питания и физического образования. Когда мне исполнилось 26, мы стали думать, как использовать её знания, чтобы помочь мне и подкорректировать мою диету. Мы обсуждали всё, и я понял простую истину, которая пригодится каждому футболисту — никогда не копите проблемы внутри, всегда делитесь тем, что наболело.

Так я сильно вырос и как футболист, и как человек. Когда я вспоминаю, как всего добился, я понимаю, что мне очень повезло. Трофеи в одиночку не взять. Каждый трофей, который я держал — и с которым спал — это командное достижение. Я бы также хотел поблагодарить друзей детства. Тренеров. Сестру. Священника, который отпустил меня раньше. И маму, которая поддержала меня в трудный момент.

И, конечно папу. Он не видел, как я стал профессиональным футболистом, хотя мне хочется верить, что он может смотреть на мои игры даже сейчас, с самого лучшего места. Именно он вручил мне тот первый мяч, и именно он всегда помнил, почему я играю в футбол. Не для трофеев, не для денег, не для славы. Просто потому что я люблю играть. Спасибо, папа.

Заключительная сцена этого фильма — с ним.

У меня есть воспоминание ещё до того, как я чего-то добился.

До того, как кто-то за пределами моей деревни узнал, как меня зовут.

Это воспоминание вам не понять.

Или понять.

Ещё рано, я — в отцовской машине, еду на матч, который проходит в другой части Польши. Мы просто треплемся о футболе или школе, или вообще ни о чём конкретном. Я смотрю за тем, как мимо проносятся деревья, и думаю о предстоящей игре. О том, что буду делать. Как забью.

Футбол.

Вот и всё. Это моё лучшее воспоминание.

Перевод Дениса КОШЕЛЕВА