Вячеслав Головин: «Я - подонок»

Карьера талантливого защитника Вячеслава ГОЛОВИНА была прервана почти в самом расцвете – в 28 лет футболист был пожизненно дисквалифицирован с формулировкой «аморальное поведение и неоднократные нарушения спортивного режима». Личное дело Вячеслава Владимировича действительно пестрит разнообразными выговорами и жалобами, однако главной причиной «отлучения» Головина от футбола стал его сорвавшийся переход в киевское «Динамо». Предоставим же слово самому футболисту, карьера которого может быть поучительным примером и для многих современных игроков.

ПРОТИВ БЛОХИНА

- Я родился в Евпатории, – рассказывает Вячеслав Владимирович, – и там отучился восемь классов. Однако потом один знакомый киевлянин уговорил меня, 15-летнего пацана, что лучшая профессия в мире – строить метро. Я загорелся этой идеей, отправился в Киев поступать в транспортно-строительный техникум, и это мне удалось. Приехав в столицу республики, я решил пойти на «Динамо», а на стадионе как раз проводился то ли отбор детей, то ли смотр талантов, поэтому там находился тренер Анатолий Николаевич Молотай, который работал с юношами именно моего возраста, 1953 года рождения. Я же еще в Евпатории играл в футбол, участвовал в составе сборной Крыма в турнире «Кожаный мяч», к тому же, я был левшой, что всегда ценится. Подошел к Молотаю, рассказал ему о себе и попросил меня посмотреть. Он согласился и сказал, чтобы я приезжал на старую базу «Динамо» в Нивки, где должна была проходить игра юношей 1953 года против 1952-го. А в той команде играли такие будущие звезды, как Блохин, Зуев, Кондратов и многие другие.

Меня поставили на позицию нападающего, но, как вы можете себе представить, все юные динамовцы уже считали себя «великими», а тут какой-то залетный пацан. В общем, бегаем по полю 10 минут, 20, мне никто из этих пижонов пасов вообще не дает. Блохин в это время уже успел три гола забить, мы 0:3 горим. Тогда я подумал: «Зачем я здесь без толку стою, пойду лучше против светловолосого поиграю», и буквально прилепился к Олегу Блохину. Он бежал тогда, да и потом, конечно, всегда быстрей меня, но я обладал резкостью, хорошей реакцией, начал идти в подкаты, мешать ему, да так, что он даже не выдержал и сказал: «Парень, ну ты надоел уже!». Закончилась игра, Молотай подошел ко мне и сказал: «Если хочешь, я тебя возьму, но никаким нападающим ты играть не будешь, только центральным защитником», на что я, конечно ответил: «Ставьте куда угодно, хоть в ворота». Так я попал в киевское «Динамо».

«ШАХТЕР» ВЫБРАЛ МЕНЯ

Прошел год, и мы должны были ехать на чемпионат Союза в Одессу, но здесь в это время началась эпидемия холеры. Из-за этого было принято решение перенести чемпионат на следующий год, но с таким условием, чтобы в нем имели право играть футболисты не только 1953 года рождения, но и 1952-го. Но в 1971-м получилось так, что из нашего возраста оставили только меня и вратаря, а остальные ребята, так сказать, «испортились» - начали пить вино, играть на гитарах, в общем, у них появились совсем другие интересы помимо футбола. До этого мы становились чемпионами Союза чистым составом 53-го, а когда к нам добавили предыдущий год, то есть Блохина, Зуева, мы, естественно, выиграли еще один чемпионат. В итоге я являюсь четырехкратным чемпионом Советского Союза – дважды за юношей, и дважды за дублирующий состав «Динамо».

За дубль киевского «Динамо» начал играть уже в 1971 году, параллельно с выступлениями за юношей. Маслова я застал совсем немного, его сменил Александр Севидов. Три года провел в дубле, а в конце 73-го в команду пришел Валерий Лобановский, и на следующий год «Динамо» стало чемпионам Союза. Примерно в это время Лобановский забрал из «Шахтера» Конькова, но Донецк потребовал замену. Лобановский представителям Донбасса сказал: «Выбирайте», и они выбрали меня. Я не возражал против обмена, потому что в «Шахтере» у меня было больше перспектив, чем в дубле «Динамо».

ПУСТЬ ЕГО «ЧЕРНОМОРЕЦ» ПЕРЕВОСПИТЫВАЕТ

Однако в «Шахтере» у меня карьера, к сожалению, не сложилась. Долго рассказывать почему, но если в двух словах – меня просто «съели» более маститые игроки. Начал я здорово, но потом произошел неприятный случай. Старший тренер Владимир Сальков немножко недипломатично поступил и заявил одному из ветеранов, что поскольку Головин лучше играет, то будет выступать на месте заднего защитника, а он станет передним. Позиция заднего защитника, как вы понимаете, считается более престижной, ответственной. И в первой же игре на Кубок меня «спалили», мы проиграли 0:1. А Сальков, поняв, что совершил ошибку, перевел в дубль.

В 1976-м меня отдали, как теперь модно говорить, в аренду в запорожский «Металлург». Год я отыграл там от звонка до звонка, и снова обратил на себя внимание представителей клубов высшей лиги, ко мне начали присматриваться. Кто-то дал Анатолию Федоровичу Зубрицкому наколку, что играет в Запорожье молодой парень (а мне тогда не было и 24 лет), и он приехал на меня посмотреть. Я ему понравился, и вскоре мы должны были подавать заявку в Москву, однако руководство «Металлурга» не хотело отпускать меня, и пошло на хитрость – в конце сезона «зарубили» меня на три года, чтобы не ушел.

- Как «зарубили»?

- Стали проводить целую кампанию, в которую был вовлечен я и еще несколько игроков. Узнав, что хочу уйти, составили донос о нарушении спортивного режима. А ведь если игрока уличали в чем-то подобном, он не имел право перехода в другие команды. Начальник запорожской команды Григорий Семенович Вуль выехал в Москву с огромным списком, в котором было указано, что я весь сезон пил, курил, морально разлагался. Я как это почитал, сказал ему, что нужно было бы дописать, что Головин еще и банки грабил в Запорожье, а также заводы взрывал. И вот со всем этим Вуль отправился в Москву к высшему футбольному руководству. Представьте себе, сидит авторитетнейший Зубрицкий, который заявляет игрока из первой лиги в высшую, и Вуль из Запорожья со своим списком, и утверждает, что я «зарубленный». Зубрицкий резонно спросил, почему же, если я такой плохой, меня не «зарубили» раньше, за полгода, а не за три дня до конца сезона, и зачем я вообще нужен клубу, если я такой отрицательный? Вуль ответил, что они хотят меня перевоспитать. Однако намерения Вуля были понятны, ему сказали, что так не пойдет и что «пусть теперь «Черноморец» его перевоспитывает». Так я и оказался в Одессе.

ЗВАЛИ НА СМЕНУ МЯСНИКУ И АВТОГЕНУ

В 1978 году Зубрицкий начал ставить меня в основной состав. Он был принципиальным тренером, новичка нужно использовать, вводить основной состав, доказывать, что меня взяли в команду не зря. В противном случае, это бы говорило о его несостоятельности. Зубрицкий начал со мной экспериментировать – ставил меня и передним защитником, и задним, и левым. Конкурентом за место в составе был Фейдман, рядом играли Соколовский и Лещук. У меня был товарищ Александр Полищук, с которым я вместе выступал в Запорожье, он хотел, чтобы я ушел из «Черноморца» и уехал к Борису Ивановичу Усенко куда-то на Западную Украину. Каждый раз, когда мы виделись, он интересовался, не отчислили ли меня уже. Я отвечал, что нет, а он удивлялся и просил меня «косить». На самом деле мне не хотелось уходить, и я был в порядке. В защите у нас тогда не было никаких проблем.

В 1978 году в «Черноморце» все шло хорошо, мы должны были стать призерами, однако был введен лимит ничьих, которых у нас было относительно много. Когда Анатолий Федорович уехал на чемпионат мира, у руля команды остались Прокопенко и Зубков, но мы заиграли еще лучше. Зубрицкий, вернувшись, даже подумал, что мы его «снимаем», и это не улучшило наши отношения. Начались какие-то передергивания, конфликты, в результате мы сыграли еще две ничьи, у нас отобрали два очка и мы стали только седьмыми, хотя после первого круга шли на втором месте с отрывом в семь очков. Но потом нас начали разваливать, расшатывать изнутри…

- Годы в «Черноморце» можно назвать самыми успешными в вашей карьере?

- Да, это так. Я начал немножко расти в мастерстве, попал во вторую сборную СССР, был даже кандидатом в олимпийскую команду. В первую меня не вызывали, там играли в основном только москвичи, киевляне и грузины. Правда, была возможность поиграть в Москве, как-то ко мне подошли Валерий Газзаев с ребятами из столичного «Динамо» и стали рассказывать, что у них проблемы с задней линией, там играют два настоящих костолома Новиков и Никулин, то штрафные привозят, то пенальти. У одного из них кличка была Мясник, а у другого – Автоген. Пообещали, что буду в сборной, но я отказался.

Кроме того, когда «Черноморец» тренировал Симонян, на меня положили глаз «спартачи», стали приглашать к себе. Но в Одессе мне к тому времени уже дали трехкомнатную квартиру, а в Москве предлагали максимум две комнаты. Кроме того, я не очень люблю Москву, она такая большая, огромные расстояния, там так жизнь быстро пролетает, пока доедешь, куда тебе надо, уже ночь наступит. В общем, я отказался, но, как потом стало очевидно, зря.

Я - ПОДОНОК

В конце 80-го года Валерий Лобановский пригласил меня обратно в «Динамо», он хотел усилить команду перед матчами Кубка европейских чемпионов. И я со своими куриными мозгами поехал в Киев. Лобановский посоветовал Симоняну ничего не говорить, потому что все, якобы, будет решаться на высшем уровне. Естественно, Никита Павлович, узнав об этом, пришел в ярость. Я-то думал, что Лобановский с ним договорился, но он снова уверил меня, что Симонян нормальный человек, все поймет, ему позвонят из ЦК и т.д.… Но этого не произошло.

Симонян полетел в Москву и пожаловался Льву Ивановичу Яшину, тогда занимавшему пост вице-президента федерации футбола. Киевляне же решили не связываться с верхами, и меня не заявили, просто «кинули». Впервые не состоялся переход в киевское «Динамо» того игрока, которого они хотели. Лобановский только сказал, что заявить меня не смогли. «Хорошо, - ответил я, - а как же я теперь вернусь в Одессу?». Он снова стал обещать, что будет звонок сверху…

В общем, что было делать, я вернулся. Приехали с Зубковым утром к Симоняну, но тот даже смотреть на меня не хотел. Я говорю: «Никита Павлович, вы меня извините, так получилось. Я - подонок».

ИСКАЛИ КРАЙНЕГО – НАШЛИ МЕНЯ

У нас был не очень удачный сезон, мы «посыпались», и начались поиски виноватых. По стечению обстоятельств нашли меня. «Черноморцу» предстояло сыграть в Одессе с «Днепром». Они хотели купить игру, искали меня, как заднего защитника, но не нашли и, возможно, вышли на других футболистов.

Уже на игре я не мог понять, что происходит, что-то мне не нравится, подача, угловой, вратарь почему-то не выходит, я борюсь с нападающим, но мяч все равно забивают, и горим 0:1. А мы тогда могли вылететь, потому что после этого матча нам предстояло встречаться с киевским «Динамо», московскими ЦСКА и «Торпедо» на выезде, потом с «Динамо» (Тбилиси). После этой игры начали искать крайнего, и нашли меня.

Ко мне домой приехали Зубков с Заболотным, а я пришел вечером. С порога говорят: «Ты что, выпил?». Я же был злой, поскольку знал, что меня ищут и подозревают в продаже игры, что на амбициях ответил: «Да, просто мертвый к вам пришел». В общем, на следующий день они сказали, что я пришел домой пьяный и даже не узнал их. Меня вызвали на ковер и стали предъявлять претензии по поводу того, как я играл с «Днепром», а потом вообще отослали и сказали, что со мной нечего разговаривать. Я собрал вещи и ушел. В спорткомитет написали жалобу «За нарушение морально-спортивных норм поведения и отказ от ведения борьбы», то есть завуалированное обвинение в продаже игры, с требованием пожизненного отлучения от спорта. В Москве издали приказ, где кроме меня было указано 30 человек, кого за меркантильность, кого за алкоголь, одного даже за игру в карты.

Я как прочитал приказ, был просто шокирован. Пошел в обком и прямо спросил, что это такое, почему меня открытым текстом обвиняют в продаже матча? Мне начали говорить, что ничего нельзя уже сделать, но я пригрозил судом. Ведь у них не было никаких доказательств. Тогда они пошли по другому пути – в газетах появились статьи, в которых говорилось, что я пил, пил и пил. Я снова пошел в обком и спросил: «Как это возможно? Я что вам, Пеле, как я мог все время пить и при этом отыгрывать 99% матчей?». За четыре года я был самым стабильным игроком. В обкоме стали оправдываться, говорили, что не надо было мне ездить в Киев. Сразу же отстранили от второй сборной, в общем, со спортом все было кончено…

СОБОРКА НИКОГДА НЕ ПРОСТИТ ПРОДАЖУ ИГР

- А общественность не была шокирована такой ситуацией, вам ведь было только 28 лет?

- Почему ей быть шокированной, со стороны все было правильно – если человека обвиняют в продаже игр, что еще остается с ним делать? Соборка бы еще поняла, если бы меня обвиняли только в алкоголизме, но продажу игр, чести города, она никогда бы не простила. Но что значит продать игру? Ведь от одного человека ничего не зависит, как один игрок может обеспечить поражение? Это нонсенс… После того, как меня отлучили от спорта, я не мог не то, что вернуться в большой футбол, мне нельзя было играть даже в первенстве города, заниматься другими видами спорта, хоть шахматами. Я просил в верхах, чтобы мне хотя бы разрешили играть за городские команды, но мне ответили, что если я начну играть на первенство города, то потом могу выиграть чемпионат области и попаду во вторую лигу, из второй – в первую, а оттуда и в высшую. Ведь мне тогда было 28 лет, а по своим физическим данным я мог играть лет до 33, у меня не было никаких серьезных травм, я был в норме. В общем, единственная команда, которая меня смогла заявить – это одесское «Динамо», то есть милиция. Год я играл там, мы выиграли все, что могли, город и область, а потом команда развалилась. Я продолжал выступать на первенство города, поиграл в «Рыбаке», с ним мы тоже выигрывали город, но потом что-то у них случилось, может, рыба кончилась, и эта команда тоже развалилась. После этого я играл за разные мелкие команды, типа «Продмаша», но серьезных успехов у нас не было, хотя выступал до 41 года. Даже сейчас заявлен за команду ветеранов «Исток», которая идет на последнем месте с огромным отрывом от предпоследнего. Буду им помогать выбиваться в лидеры (улыбается). 

Sport.ua