ПОЛИВОДА: «Американцы на церемонию награждения не явились»

Ас отечественного баскетбола Анатолий Поливода в подробностях рассказал «ВЕДОМОСТЯМ» о самом уникальном олимпийском финале в истории баскетбола и трагедии, стоившей жизни одиннадцати представителям израильской делегации

Беседа с олимпийским чемпионом, по-прежнему стройным, резким и бойким на язык, перенесла нас обоих в памятный 1972-й. К тому времени он был уже чемпионом мира, трехкратным чемпионом Европы, призером Олимпийских игр в Мехико. И было ему всего 26 лет.

— Всего? Да в баскетболе, скажу я вам, это уже почти ветеранский возраст, – улыбается Анатолий. – К тому же меня терзала пароксизмальная тахикардия. Она-то и лишила меня надежды на повторный олимпийский старт. Сезон в родной клубной команде «Будiвельник» завершился в апреле и делать было совершенно нечего. Сборная СССР в поте лица пахала на предолимпийских сборах, а я, чтобы не спятить от скуки, ежедневно ходил на клубную площадку — в одиночку часами кидал мяч по кольцу. И, естественно, очень удивился, когда за месяц до начала Игр, тренер сборной Владимир Кондрашин вдруг вызвал меня в Тбилиси на Кубок Гагарина.

— И что это должно было означать?
— Я старался не задавать себе этот вопрос, а просто сел в поезд и подался в Тбилиси.

— А почему не самолетом?
— Врачи запретили мне летать. На высоте артериальное давление падало до 60 на 40, а пульс при этом учащался до 280.

— И что же произошло на Кубке Гагарина?
— Кондрашин поставил меня в... молодежную сборную играть против основного состава олимпийской команды. Я обиделся и сначала хотел уехать, а потом разозлился и набросал олимпийцам очков тридцать. Примерно через полчаса после игры мне сообщили, что я включен в состав команды, которая поедет в Мюнхен.

— А сердце от этого известия не подпрыгнуло?
— Наоборот, успокоилось. А вот мысли встрепенулись. На предыдущей Олимпиаде в Мехико я был ведущим игроком в команде и чувствовал, что все мне под силу. Но теперь о настоящих нагрузках не могло быть и речи. К тому же я оторвался от коллектива, не участвовал в системной подготовке, подключившись к ней лишь на последнем этапе. Словом, логики в решении тренерского штаба видел мало. Но Кондрашину, впрочем, было виднее.

— Вскоре команда улетела в Мюнхен самолетом. Без вас?
— Да. А я, один-одинешенек, отправился поездом до Ганновера, а там сделал пересадку на Мюнхен. Без знания языка все это было непросто, но как-то справился. Уже в Мюнхене добраться до олимпийской деревни мне помогли развешанные по городу пиктограммы (рисованные указатели). На входе меня, конечно, остановили (ведь аккредитации у меня не было), долго кого-то вызывали, что-то выясняли, но в конце концов все утряслось, и я с головой нырнул в праздничную атмосферу Игр.

— В Мюнхене она, увы, была омрачена страшной трагедией — атакой палестинских террористов...
— Я до сих пор с трудом в это верю. В ночь на 5 сентября они бесшумно проникли в коттедж, где жила делегация Израиля, сразу убили двух человек, еще девятерых взяли в заложники и потребовали, чтобы правительство Израиля до девяти утра выпустило из тюрем 230 членов Организации освобождения Палестины. Утром весь Мюнхен гудел от возмущения и тревоги. Международный Олимпийский комитет объявил, что пока преступники не покинут территорию олимпийской деревни, соревнования проводиться не будут.

— К полудню лихорадило уже весь спортивный мир. Телевидение сообщило, что правительство Голды Меир отказалось выполнять требования террористов. Потом стало известно, что президент Национального Олимпийского комитета ФРГ Вилли Дауме, мэр олимпийской деревни Вальтер Трегер и шеф полиции Мюнхена предложили в заложники себя вместо захваченных израильтян, но это предложение было отвергнуто.
— Мы не покидали олимпийской деревни и знали, что во второй половине дня террористов вместе с заложниками вывезли оттуда, посадили на вертолеты и доставили на военный аэродром, где их должен был ждать самолет. Соревнования возобновились. Но вскоре стало известно, что на аэродроме возникла перестрелка, и разъяренные террористы убили заложников прямо в вертолетах. К концу операции (ее потом признали неудачной и вообще проведенной непрофессионально) пятеро террористов погибли и лишь троих удалось взять живыми. Сообщалось, что преступники были вооружены автоматами Калашникова, и это дало повод живущему в Канаде националисту Коханому публично заявить о намерении прилететь в Мюнхен, чтобы терроризировать советских спортсменов. Местная полиция на всякий случай усилила охрану нашей делегации. Да и сами спортсмены, закончившие выступления, взялись дежурить вместе с полицейскими на входе в наш корпус. К счастью, тревоги оказались напрасными.

— Вернемся к спортивным событиям Игр-1972. А именно – к финальному поединку баскетбольного турнира СССР — США. Этот матч вошел в историю Олимпиад как рекордный по накалу страстей и драматизму. Прошло три с половиной десятка лет, а его продолжают вспоминать как нечто небывалое даже зрители. А ведь вы являлись участником тех событий!
— Я в финале не играл, потому что в ночь перед матчем не смог уснуть до рассвета. Но те события врезались мне в память на всю жизнь. Со скамьи запасных видел, что американцы не проявляли мудрости в игре. Да это и не удивительно. Игроки студенческого возраста высоко прыгали, блистали техникой и классом, но настоящей турнирной хватки у них не было. Они оказались не готовы преодолеть сопротивление, которое мы им оказали. Поэтому сборная СССР вела в счете с убедительным отрывом. За 20 секунд до конца игры наша команда опережала соперников на 8 очков. Американцы решили, что терять им уже нечего, расслабились, сделали несколько блестящих бросков издали и... сократили разрыв в счете до одного пункта — 48:49. Секунды таяли. Когда Саша Белов в броске по кольцу промазал, сам же подобрал мяч и оказался в углу площадки, до конца игры оставалось всего 9 секунд. В этот момент можно и нужно было удержать счет любым способом — подержать мяч, сделать спорный или хотя бы просто отправить «оранжевого» в аут. А он вместо этого сделал передачу в район линии штрафного броска. Защитник американской команды Коллинз перехватил мяч и устремился к нашему кольцу. Зурабу Саканделидзе ничего не оставалось, как «сфолить», после чего Коллинз выполнил два точных штрафных броска...

— И вывел свою команду вперед — 50:49. И это за три секунды до конца игры!..
— Нас в этот миг крепко встряхнуло. Тренер взял тайм-аут, во время которого было решено доверить завершение игры Сергею Белову и Модестасу Паулаускасу. Ивану Едешко поручили послать мяч одному из них для броска по кольцу с дальней дистанции. Но Паулаускас оказался спиной к кольцу, а защитник соперников не позволил ему развернуться, чтобы атаковать, и в этот момент часы на табло показали, что время игры истекло.

— На экранах телевизоров мы видели, как американцы бросились поздравлять друг друга с победой. Они прыгали, в восторге валили друг друга на пол, обнимались. Словом, ликовали...
— А в судейской комнате между тем возникла весьма серьезная заминка. Судья-секундометрист отказывался ставить свою подпись под протоколом игры, поскольку часы на его столике показывали иное время, чем на табло. (Сейчас хронометр на столе и табло связаны одним механизмом, а тогда соединяющего устройства еще не было – А.Л). Остальные трое судей — старший, комиссар и протоколист — были готовы подписать протокол, но секундометрист наотрез отказывался, поскольку был убежден, что игру остановили раньше положенного срока.

— Интересно, кто же это проявил такую принципиальность?
— Я только недавно узнал, что протоколистом в той игре был Зепп Блаттер, нынешний президент Международной федерации футбола.

— Итак, появился прецедент усомниться в верности результата игры. Что в таких случаях предпринимают?
— Переигрывают матч. Но только при условии, что до окончания Олимпийских игр осталось не менее суток. В данном случае это условие не могло быть соблюдено — до закрытия Игр остались считанные часы.

— Так вот почему решили переиграть лишь последние три секунды! Только что можно успеть за такой ничтожный отрезок времени?
— Кое-что можно. Едешко вышел на три метра из-за щита и сильно, через всю площадку, бросил мяч в трехсекундную зону американской команды, где находился Александр Белов. Один из американцев в этот момент упал, другой вылетел за лицевую линию, а Саша схватил мяч, присел и послал его в кольцо.

— Я тоже помню этот исторический миг — мы у телевизоров дружно присели вслед за Беловым, а потом взревели от восторга и бросились в объятия друг к другу...
— А я не смог даже броситься к ошалевшей от счастья куче своих ребят на площадке. Стоял у скамьи, оглушенный стуком парового молота в груди, и дрожал от счастья.

— А что же американцы? Кажется, они подали протест?
— Конечно, им было очень обидно. Судейская коллегия обсуждала ситуацию до самого утра. Спорили до хрипоты, решая, какой счет в этом матче признать окончательным. Пятеро европейцев считали нужным утвердить результат 51:50 в пользу сборной СССР. Остальные возражали. В конце концов позицию европейцев усилил своим голосом президент Всемирной федерации баскетбола. Он заявил, что лучше было бы, конечно, назначить переигровку, но поскольку до окончания Олимпиады осталось совсем мало времени, он считает необходимым утвердить результат с учетом трехсекундной доигровки.

— Ваши соперники смирились с этим вердиктом?
— Нет. На церемонию вручения наград они не явились...

Алевтина ЛЕВИЦКАЯ, газета «Киевские ведомости»