ОСВАЛЬДО: «Футбольная команда – это вам не рок-группа»

Странные вещи говорит Пабло — но его понимаешь. Имена свои он растерял — «Только тут меня еще зовут полным именем», — а все свои прожитые годы заключил в четыре буквы, что, так сказать, отражает. »Дани» забивает ударами через себя, одевается как в Сиэтле в 90-е, мог бы сыграть в вестерне, носит длинные волосы, часто смеется и нередко выбешивается.

- Какой эксцентричный Освальдо…
- Я всегда стараюсь быть собой, просто в моей среде, в среде, где я работаю, это сложно. Наша объективная реальность противоестественна.

- Один из твоих любимых исполнителей — «левак», антифранкист: Хоакин Сабина*…
- …человек, который рисковал жизнью ради идеи. Поэт. Потрясающий рассказчик. У него есть одно достоинство: когда он поет, тебе кажется, что он поет именно про тебя.

Плей-лист Пабло Освальдо:

1. Whole Lotta Love (Led Zeppelin)
2. Wild Horses (The Rolling Stones)
3. Sweet Child O’ Mine (Guns N’ Roses)
4. I’m Your Man (Leonard Cohen)
5. Me Quedo Contigo (Live) (Manu Chao)
6. Y Sin Embargo (Joaquín Sabina)
7. Imagine (John Lennon)
8. Shine On You Crazy Diamond (Parts 1-5) (Pink Floyd)
9. Come As You Are (Nirvana)
10. Nothing Else Matters (Metallica)

- Еще на кого-то ориентируешься?
- На Фредерика Бегбедера**. Он нигилист, а скорость для него — основа основ. Если, говорит, мы не уверены, что у нас будет завтра, то лучше бежать. Я читал у него «Любовь живет три года» и еще «Windows on the world», такой четкий снимок 11 сентября.

- Бегбедер любит провоцировать. Ты, в свою очередь, ему подражаешь?
- Я даже не знаю, из-за бороды или потому что я злой такой, но соперникам я как-то не очень нравлюсь. Заканчивается матч — и я, что характерно, тоже меняюсь.

- Так все говорят.
- В моем случае это правда. Раньше мне, как говорится, сносило крышу, и я не мог с собой справиться. Ну а с возрастом взрослеешь, умнеешь, начинаешь считать до десяти и только потом реагировать.

- Помнишь себя подростком?
- Помню окно автобуса. Два часа на дорогу туда — на поле, два часа на дорогу обратно. Но вообще было хорошо — сам чистишь себе бутсы, потеешь, завоевываешь место под солнцем. Папа мне давал деньги на билет.

- Деньги пахли потом?
- Вы даже не представляете, как. Я из очень скромной семьи. Мы никогда не голодали — но и просто так нам ничего не доставалось. Иногда папа возвращался со стройки и приносил нам свой обед.

- Он работал…
- Строителем. Двенадцать часов в сутки. Папа — просто мой кумир. Он учил меня — никто тебе ничего не подарит, ты можешь выиграть, ты можешь проиграть, но или ты будешь выкладываться по полной, или никто, кроме тебя самого, не добудет тебе самоуважения.

- Вы жили в Ланусе, так?
- Да. Там родился Марадона. Там до сих пор мой аргентинский дом, хотелось бы всегда там жить.

- Но теперь-то ты вышел из автобуса. Теперь платят другие.
- Вообще и тогда другие тоже пробовали. Когда я играл за аргентинский «Банфилд», мне давали свои проездные товарищи по команде и тренер. Как-то сразу становилось веселее путешествовать, да и для меня самого это был большой такой плюс.

- Какой же?
- Такой, что денежки-то наконец оставались у меня в кармане! (смеется)

- А что для тебя сейчас значат деньги?
- Честно?

- Честно.
- Ничего.

- Ничего?
- Они дают свободу и обеспечивают будущее для моих детей. Я понимаю, может показаться, что в моем положении очень удобно так считать, но я говорю искренне. Деньги для меня ничего не значат.

- Как-то не верится.
- По большому счету деньги вообще имеют очень мало значения. Они помогают хорошо жить, но ценить их нужно настолько, насколько они заслуживают: жизнь они тебе не перевернут. У меня тоже был в жизни такой период, когда я вышел из грязи в князи, и голова, естественно, закружилась. Тратил больше, чем зарабатывал.

- И что тебе вскружило голову?
- Всякие интервью, публика, болельщики, которые останавливают и просят автографы. А ты сам еще пацан. Ты не готов. И тут очень легко запутаться, пропасть. Не обязательно запутаешься и пропадешь, но случиться такое может вполне. Не знаю, понятно ли я говорю. Со мной такое было в мои первые годы в Италии. Сейчас я спокойнее смотрю на вещи, меня интересует другое.

- А впервые ты оказался в Италии в январе 2006-го, в Бергамо.
- Да, 12-го числа, мне как раз исполнилось двадцать. Собачий холод, снег, какой-то затерянный отель, вокруг какие-то зернохранилища… Я поднялся в номер — и реветь.

- А потом?
- Потом звоню агенту. Ору: ты меня куда привез?! Заберите меня отсюда! Это была жуть. Хоть бы один аргентинец, да хоть несчастный уругваец… Дом далеко, товарищи по команде ржут о чем-то своем, да еще язык непонятный. У меня просто паранойя началась.

- Вот так прямо?
- Я думал, это они надо мной ржут. Потом все наладилось, и я стал своим. А тренер был тот же, что у них и сейчас, Стефано Коллантуоно. Отличный профессионал и потрясающий человек. Настоящий.

- Три матча, один гол.
- Что да, то да, играть он меня не выпускал. (смеется).

- Потом — Лечче, Флоренция, Болонья. Веселого мало. Ярлык «вечно многообещающего». Чтобы встряхнуться, понадобился «Эспаньол».
- Нет, просто было нужно, чтобы в меня поверили. Покеттино, если не говорить о Земане времен «Лечче», был первым. Может, просто мои тренеры не очень доверяли молодым…

- Во Флоренции был Пранделли. Он тебя привел в сборную.
- Там я не играл и очень злился. Но при Муту, Джилардино, Виери и Паццини было нормально оставаться на лавке. Нужно везение. Вообще вопрос всегда в том, чтобы поймать момент. Вопрос стабильности. Трудно, понимаете ли, забивать с лавки.

- Ты просил у Пранделли каких-то объяснений?
- Если ты не просишь объяснений у тренера, с чего ты играешь в основе, логично не просить объяснений и когда тебя оставляют на лавке.

- Говоришь загадками.
- Я имею в виду, что люблю людей, которые говорят мало, но напрямую, как есть, а не тех, кто сначала наврет тебе с три короба, а потом тебя отымеет.

- Слова врут?
- Иногда вообще не надо слов. Достаточно взгляда.

- То есть с Земаном вы общаетесь языком жестов.
- (смеется). Нет, не только. Мы разговариваем.

- Тебе пришлось выбирать. Между родной страной и приемной.
- Я люблю Аргентину, там я родился и вырос, но тут ко мне пришла зрелость — человеческая и профессиональная. Италия — мой дом. Все случилось так быстро… Шесть лет, а будто вчера.

- Кто-нибудь считает тебя предателем?
- Нет. Это же игра. Спорт. Если меня не вызывали в мою родную сборную — может, это, наоборот, меня предали?

- Ты серьезно?
- Нет. У Аргентины столько нападающих, что, думаю, никто из-за моего решения не рыдал.

- А если совсем начистоту? «Я не могу играть на равных разве что с Месси». Это твои слова.
- Я просто имел в виду, что Месси — из тех футболистов, что я сам видел, — больше всех похож на Марадону и что любые сравнения с ним, с Месси, это святотатство. Есть великие игроки и есть Лео. Другой уровень.

- А Марадона?
- Марадона — это номер один, совсем не то, чем он кажется. Хоть сам Диего этого и не отразил, Кустурица обрисовал его очень правильно.

- В смысле — «не отразил»?
- Он, так сказать, заставил себя подождать. В фильме*** Диего говорит: буду через десять минут. А на самом деле режиссер ждал его пять дней.

- Твой секрет?
- Выходить на поле развлекаться. Если ты выходишь не за этим — ты уже проиграл. И у тебя ничего классного не получится.

- Не музыка, в общем.
- Футбольная команда — это не музыкальная группа. Вот «Пинк Флойд», например: они могли запереться на каком-нибудь острове, сочинить Dark Side of the Moon и почивать на лаврах. А нам после успеха сразу надо снова начинать работать. Всегда.

- И ты против?
- Мало времени на порадоваться, но зато всегда есть возможность сразу отыграться. Если твоя команда проиграет пять матчей подряд — она и дальше будет играть, а если твоя группа выпустит несколько плохих дисков, то рано или поздно ей придется выступать где-нибудь в гараже.

- Прямо как ты.
- Почти. Я бы хотел создать группу. Создам когда-нибудь. А пока хожу слушать музыку в один местный паб. Такая сараюшка на окраине.

- Подходящее место для такого индейца, как ты. А если бы ты не играл в футбол — чем бы ты занимался?
- Был бы, как я сейчас могу ответить, Музыкантом или писателем. Мне нравится писать. Стихи, песни. А раньше я отвечал: «Хочу играть в футбол». На меня косо смотрели — а если у тебя не получится? А я им жестко так: «Исключено. У меня все получится».

- И у тебя получилось.
- Чтобы получилось, я даже ругался с отцом. Хотел бросить школу. Мы как раз изучали одну классическую эпопею — знаете, бывают такие. Кто бы в ней что понимал, никому она не интересна. У школы нет ни времени, ни возможностей этому научить. Ну и какая разница, в школу мне или на тренировку?

- Твои страхи? Твои сожаления?
- Вообще мне случалось о чем-то жалеть, но если я жалею — то скорее сердцем, чем мозгами.

- Ты ищешь себе оправданий?
- Благие намерения, бывает, приводят к большим ошибкам. Но на ошибках мы растем и учимся.

- Ты был уличным мальчишкой?
- Я был такой наивняк. Как это называется — когда как бы уходишь в школу, но на самом деле не идешь? (Несколько голосов из зала: «Косить!»). А, вот, я я косил, но сообщал об этом мамочке со всеми возможными расшаркиваниями. Ей это даже нравилось — так она хоть знала, где меня найти.

- Пароль — Байрес…
-…отзыв — дружба. Я для нашей компании был, что ли, талисманом, я был самый маленький. Федерико, Фернандо, остальные — они до сих пор мои лучшие друзья. Чтобы протащить меня с собой на дискотеку — туда не пускали до восемнадцати, — они даже подделывали мне документы.

- То есть в три ночи ты еще отплясывал.
- Не совсем так. В Буэнос-Айресе клубы в четыре еще только-только открываются.

- Футбол — отчаянная попытка вернуть детство?
- Безусловно. Когда я играл с друзьями — это казалось финалом чемпионата мира. Они были пацанами, сейчас уже отрастили пузо, но у нас все по-старому. Меня ставят в ворота. Ну а когда мы начинаем проигрывать, я скидываю перчатки и иду в атаку. Проигрывать не люблю.

- Как тебе любовь болельщиков?
- Иногда хочется стать кем-нибудь неизвестным. Чтобы просто можно было прогуляться по площади.

- Это невозможно?
- В Италии — невозможно. В Барселоне — получалось. Мы с другом гуляли по Пласа де Каталунья, он рисовал портреты с прохожих, я играл на гитаре. Меня никто не узнавал. Это было здорово. Простота — завораживающая штука.

- Почему в Риме ты живешь не в центре?
- Шутите? Чтобы вставать в семь утра и пять часов добираться до Тригории? Я люблю поспать, валяюсь в кровати до последнего и всегда прихожу впритык.

- Это правда, что ты не любишь журналистов?
- Вы, журналисты, считаете, что футболисты всегда отвечают одинаково. А я считаю — это потому, что вы задаете нам одни и те же вопросы.

- Это правда, что ты ударил Ламелу?
- Вот, пожалуйста, пример. Если меня спрашивают, правда ли, что я подрался с товарищем по команде, что я должен отвечать?

- А ты подрался?
- Даже если бы и подрался, я бы ответил, что нет. Это мое дело, это наше дело, нашей команды.

- О чем у вас не принято распространяться?
- Что случилось в раздевалке — в раздевалке и должно остаться. Это все равно что у меня дома. Нет никакой разницы.

- Это логика вышколенной команды.
- Так должно быть всегда. Иногда — не получается.

- Кто-то из товарищей «сливает» новости в прессу?
- Этого я не знаю, но каким-то образом новости в прессу просачиваются.

- Дружба в футболе — штука сложная?
- У меня тут и там есть закадычные друзья, скажем, вратарь Альварес, — но во всем, что окружает футбольные команды, очень сложно найти людей незаинтересованных. Сейчас я намного осторожнее. Я уже попадался на этом и очень сильно обжегся.

- Итальянский футбол выматывает?
- В Италии нет полутонов. Сегодня тебя тащат на пьедестал, завтра — на виселицу. Вот эти вечные метания меня бесят, но тут уж ничего не поделать. И, положа руку на сердце, не больно-то и хочется делать.

- Ты помнишь Эрика Кантона?
- Сумасшедший гений. Совсем сумасшедший.

- Он читал Монтескье и Бодлера. И рисовал.
- Он вообще художник. И на поле это было заметно.

- А однажды он избил нахального болельщика. «И правильно сделал», как написал бы Хавьер Мариас.
- Я согласен. Я вообще не понимаю таких оскорблений на ровном месте.

- Значит, если публика платит — это не значит, что она имеет право на все?
- Пусть даже и не мечтает. Я теряю мяч, и ты выблёвываешь на меня всю свою ненависть? Это ненормально.

- Я плачу. Ты не попал по воротам. Я тебе свищу.
- То есть когда болельщик облажается в своей работе, я могу прийти и избить его, кинуть в него банан или сказать что-нибудь этакое про его мамашу? Интересная логика.

- Команда может подвести тренера под увольнение?
- Со мной такого не случалось, но вообще, конечно, да. У нее все возможности для этого. Все средства. Но я это рассматриваю как подлость. Если ты против тренера — ты против самого себя. И ты не больно-то умный.

- Через двадцать лет ты видишь себя в футболе?
- Не факт. Мне нравится играть в футбол, но околофутбольные дела мне, можно сказать, совсем не нравятся.

- Что ты думаешь про геев в футболе?
- Что наше общество, конечно, не Алабама в 50-х, но в некоторых вопросах мы довольно отсталые. Товарищ-гей в команде? Это ничего не изменило бы. В первую очередь они свободные люди, а потом уж футболисты.

- Ты как-то сказал: если узнаю, что мой товарищ сдал игру, то не донесу на него.
- Я не доносчик, но и сидеть сложа руки не буду. Я молча его отметелю.

- То есть прежний Освальдо опять с нами?
- Ну не надо понимать так уж буквально. Я в переносном смысле…

Справка Википедии:

* — Хоакин Рамон Мартинес Сабина — испанский рок-поэт, певец, композитор; один из столпов современной испаноязычной поп и рок-культуры. Автор-исполнитель, поставивший свое имя в один ряд с именами Боба Дилана, Жака Бреля, Сержа Генсбура или Бориса Гребенщикова, сходным образом оказавших влияние на культуру стран родного языка.

** — Фредерик Бегбедир — современный французский прозаик, публицист, литературный критик и редактор. Заслуженную славу одного из самых интересных современных французских писателей Фредерику Бегбедеру принесли романы «Воспоминания необразумившегося молодого человека» (1990), «Каникулы в коме» (1995), «Любовь живёт три года» (1997), «Рассказики под экстази» (1999), «Романтический эгоист», «99 франков», ставший лидером книжных продаж 2000 года во Франции.

*** — Фильм «Марадона глазами Кустурицы». Документальный фильм о знаменитом аргентинском футболисте снятый известным сербским кинорежиссером Эмиром Кустурицей в 2008 году.

По материалам GQ

Перевод и адаптация Катерины Пеньковой, специально для «Calcio News»