ПОВАРНИЦЫН: «Мировой рекорд стал для меня трагедией»

Поварницын всегда был находкой для журналистов: газеты любили обсуждать его бизнес, смаковать подробности личной жизни и тиражировать историю о том, как он на Олимпиаде в Сеуле украл на глазах организаторов флаг СССР - последний для советской олимпийской сборной. Но главное признание принес ему все-таки прыжок - в самом начале карьеры на 2.40. «Полет в космос», как тогда писали газеты.

С годами жажда жизни и обаяние не покинули великого прыгуна.  Перед интервью спросила у одного из друзей Поварницына, как обращаться к Рудольфу. Тот удивленно переспросил: «Какое отчество? Он для нас - Руди, самый душевный человек».

-Часто ли вы сейчас даете интервью? Раньше ведь журналисты вас просто преследовали...
-Меня до сих пор знают и помнят, хотя чаще звонят ваши коллеги из России. В любом случае, забытым себя не чувствую. Забыли нас в переломный период: когда развалился Союз, а Украине было не до спорта...

ТЕЛЕВИДЕНИЕ СЛЕДИЛО ЗА БУБКОЙ

-Помните, как в 1985 году на Кубке СССР в Донецке стали автором сенсации?
-Я прыгнул на 2.40. «Зубры» прыжков в высоту планировали этот рекорд для себя, а тут пришел мальчишка, пускай перспективный, но находящийся в сборной на вторых-третьих ролях. Весь 1985 год складывался для меня удачно. Я выиграл практически все крупные старты, проходившие в СССР, и в любой момент был готов прыгать за 2.30. Но в Донецке надо мной сошлись все звезды: сначала я установил рекорд Украины, прыгнув на 2.35, а потом побил рекорд Союза и мира - 2,40.
Этот результат никто не оспаривал. Другое дело, что нашлись скептики, не поверившие в случившееся. Ведь на международных соревнованиях, каковыми являлся Кубок СССР, обычно не прибавляют к личному рекорду целых 12 сантиметров. Такие прыжки бесследно не проходят. Это радость, триумф, боль, трагедия, которые, один раз пережив, не забудешь никогда. Одна удачная попытка на 2.40, и ты уже попал в историю, стал знаменитым на весь мир как первый человек, покоривший заоблачную высоту.
В мой рекорд не мог поверить и один из главных моих конкурентов Патрик Шеберг. Он даже прислал оператора с камерой, чтобы снимать мои прыжки. Его можно понять: высоту 2.40 он планировал для себя. Перед этим Шеберг взял 2.39 и несколько раз покушался на рекорд. Через месяц после того знаменательного Кубка СССР Игорь Паклин в Японии установил новый мировой рекорд - 2.41, но это было уже не то. Он даже звучит по-другому.

-Как вы отреагировали на то, что ваш рекорд побили?
- Не расстроился ни капельки. Просто был уверен, что на следующем турнире установлю еще один рекорд. Но...

-В Донецке ни одна телекамера не зафиксировала ваш рекорд, хотя и велась трансляция на всю страну. Почему?
-Так ведь никто не думал, что такое случится. Все готовились к прыжкам Сергея Бубки, который объявил, что на Кубке СССР перед родной публикой пойдет на мировой рекорд. Тогда он обещал взять шесть метров и выполнил свое обещание. Ради этого в Донецк приехало Центральное телевидение, и все камеры были направлены на сектор для прыжков с шестом. А от меня такой прыти никто не ждал. Но совершенно случайно мой прыжок, а также прыжок Алексея Демьянюка на 2.38 зафиксировали на любительскую камеру - старую советскую, которая так забавно трещит. (Улыбается). Во время прыжка я краем уха слышал за спиной стрекотание камеры. По-моему, эта пленка есть в московском архиве.
За время финала я потерял семь килограммов. Знаете, перед соревнованиями у меня была привычка становиться на весы. Они зафиксировали 75 - мой боевой вес. За неделю-две до соревнований исключал из рациона мясо, худел до комфортного состояния. Старался не есть и перед стартом, выпил лишь кофе с пирожным. А когда взобрался на весы после рекордного прыжка, увидел там цифры «69». Жара тогда была несусветная - 40 градусов в тени. Но мне это было даже на руку: мышцы реагировали намного лучше и точнее, чем в прохладную погоду. В тот день у всех пошли прыжки. Несколько ребят, которые до этого прыгали, как и я, 2.28, улучшили собственный рекорд на четыре сантиметра. Даже покорять гроссмейстерскую высоту 2.35 вышли трое. Правда, прыгнул я один. За медали мы боролись четыре часа. На пятый час соревнований я установил рекорд.

РЕКОРД ОБРЫВАЛСЯ НА РАЗБЕГЕ

-Этот рекорд шокировал вас?
-Естественно. Но понимание того, что сделал что-то великое, пришло далеко не сразу. Я чувствовал прыжок, знал, что сделал это, но до конца не осознавал.  При этом впервые в жизни пережил ощущение полета. Летел, долго летел и впервые всем телом чувствовал планку - от макушки до пяток. Это самое потрясающее чувство, которое было в моей жизни.

-Но вы назвали этот рекорд своей трагедией...
-Я действительно так считаю, ведь неопытному, не готовому к таким высотам спортсмену, каким на то время был я, очень тяжело выдержать ношу мировой славы. Нет, у меня не было чувства, что я схватил бога за бороду. Но груз государственной ответственности, который свалился на плечи, стал непосильным: от меня стали требовать столько всего и сразу. Из ямы, в которую меня загнал успех, я выкарабкивался около года. После еще одного хорошего прыжка - на 2.38 в том же Донецке - я заболел ангиной, долго валялся в постели. А когда вышел в сектор, вообще не мог оторваться от земли.
Первый международный турнир в Японии за сборную СССР я благополучно провалил. Одни начальники сборной надо мной просто смеялись, другие отнеслись к неудаче с сарказмом. Одни не верили и не воспринимали мои результаты в принципе, другие говорили, что мне еще нужно доказывать, что я чего-то стою. Вообще мало кто всерьез относился ко мне, но лишь до 1987 года, когда я начал демонстрировать действительно приличные и стабильные результаты. В 1988 году брал 2.35 - 2.38 и через раз устанавливал планку на 2.43-2.44. Тогда мировой рекорд кубинца Хавьера Сотомайора -2,43 - чудом устоял. Пять-семь раз я был близок к успеху. Планка, долго держалась на стойках, а в последний момент, когда казалось, что рекорд никуда не денется, обрывалась.

-Что же стало преградой для нового рекорда и победы в Сеуле?
-Условия соревнований. Конечно же, можно было подать протест, потому что организаторы нарушили правила ИААФ. Но ведь условия были для всех одинаковы. Среди всех прыгунов у меня был самый длинный разбег. А прыжковая яма была установлена так, что место для разбега было минимальным, и разгоняться приходилось с поля. Свой мировой рекорд на 2.40 я установил точно так же. Но в Донецке на поле раскатали самодельную резиновую дорожку, по которой я и бежал. Пусть она была несколько мягче стандартного покрытия, но все же сцепление с землей ощущалось. В Сеуле же я начинал бежать по траве. Мало того,  что в таких условиях очень трудно подобрать свой разбег, так еще переход с газона на дорожку вызывал ужасный дискомфорт. Все остальные ограничивались выделенным для разбега расстоянием, за исключением разве что Гены Авдеенко, впоследствии ставшего олимпийским чемпионом.
В том 1988 году я выиграл практически все предолимпийские международные старты, турниры Гран-при. В Сеул тоже ехал за победой. Даже предположить не мог, что проиграю. Настраивался не столько на победу, сколько на мировой рекорд. Но не сложилось. Из-за разбега срывались возможные рекорды и на других аренах. В олимпийский год я стал чемпионом США, но не смог побить мировой рекорд. Разбегался я с виража. Несколько раз приходилось прекращать разбег, отпрыгивать в сторону - стартер давал команду бегунам, и те толпой неслись на меня, когда я готовился к прыжку. Со стороны это выглядело несколько комично. Но не для меня.

-Возможно ли было на олимпийском стадионе Сеула разместить яму так, чтобы обеспечить спортсменам нормальный разбег?
-Места для этого хватало. Почему организаторы сделали все именно так, для меня до сих пор остается  загадкой. Специально ли это было устроено? Не хочется об этом думать. Хотя, бесспорно, все знали, что у главных претендентов на победу - меня и Геннадия Авдеенко - самый длинный разбег. Вообще, политическая ситуация во время Олимпиады в Сеуле была довольно-таки неблагоприятной. Нас охранял двойной дозор: одни охранники дежурили в Олимпийской деревне, другие сопровождали везде нашу сборную. Угрозы, прозвучавшие перед Играми, оказались не пустыми: было поймано несколько провокаторов.

СПРОСИЛ У САЛЬНИКОВА: «БУДЕШЬ ФЛАГ БРАТЬ?»

-Чем еще запомнились Игры в Сеуле?
-Это была последняя Олимпиада, в которой участвовала сборная Советского Союза. Поэтому флаг той последней олимпийской сборной, который я украл на церемонии закрытия, ценен вдвойне. В отличие от других команд, на церемонии открытия советская сборная шла чинным строем. Но когда Игры закрывали, не выдержали и мы: расковано, весело, с разгильдяйством, присущим молодым спортсменам, мы выскочили на стадион. С олимпийским чемпионом по плаванию Игорем Полянским посадили Володю Сальникова на руки и в сопровождении Сергея Бубки и Гены Авдеенко начали разгуливать вокруг стадиона. Проходя мимо флагштоков, в шутку спросил Сальникова: «Будешь флаг брать?» - «А зачем он мне?» - удивился тот. Не знаю, что дернуло меня, но я решил, что этот флаг им не оставлю. Подошел к флагштоку, отвязал флаг. Тут подходит ко мне девушка: «Ну что вы, молодой человек, это же наш флаг. Что вы делаете?» А я ей: «Нет, этот флаг - мой». Забрал его и был таков. За нами гнались, ведь флаги государств остаются потом в музее Олимпийских игр. Но догнать нас так и не смогли. Для музея потом нашли какой-то другой флаг, а настоящий висит у меня в комнате.

-Вы еще любили над чиновниками подшутить...
-Было дело. Прыгуны, независимо от того, какую страну они представляли, были очень дружны. Пусть мы соперники, пусть должны делить деньги и славу, это не мешало нам поддерживать приятельские отношения. Мы до сих пор дружим с Патриком Шебергом, Геной Авдеенко, Игорем Паклиным - по-настоящему дружим, не шапочно. Предварительные соревнования прыгунов в Сеуле проходили в двух секторах. Отпрыгав первые попытки, и увидев, что осталось пятнадцать человек - достаточно, чтобы проводить финал, мы отказались продолжать квалификационный турнир. Патрик знаками спрашивает меня: «Сколько в твоей группе человек осталось?» Я ему на пальцах показываю - семь. В его группе восемь. Тогда мы между собой договорились, что прыгать больше не нужно. Зачем тратить силы на 2.28, которые были квалификационным нормативом, если все могут попасть в финал с 2.26? Судьи удивлялись: один захромал и ушел из сектора, другой под планку прыгнул, третий снял шиповки и в яму упал. Тут же разгорелся скандал: 15 человек, которые должны прыгать в финале, все как один не могут пройти квалификацию. Главный судья собрал целую коллегию. Мы ей объяснили все популярно. С того момента появилось правило, что для финала из квалификации для «круглой суммы» нужно добирать спортсменов, которые не выполнили квалификационный норматив. До Сеула такого никогда не практиковали. Поэтому меня крайне удивила обстановка в секторе для прыжков в Пекине. Парни не смогли договориться и все силы, весь свой запал и азарт оставили в квалификации. Финал был каким-то мертвым. Кроме того, сегодня ребята гораздо слабее нас - потому и не показывают таких результатов, какие были обыденными в наше время.
У нас в стране исчезает такое понятие, как физическая культура. Ее прививать нужно с детства. А с физической культурой мы теряем и спорт. Это причина низких результатов в нашей стране. Но ведь за рубежом, казалось бы, все благополучно. Все так, но именно это материальное благополучие является причиной лени. Большой спорт - это огромнейший и тяжелейший труд. Готовясь к Олимпийским играм, я тренировался по четыре раза в день. Последняя тренировка заканчивалась обычно в полночь. А когда у человека изначально все хорошо и благополучно, его невозможно заставить пахать.

В СЕУЛЕ ПЛАНКА СМЕЯЛАСЬ НАДО МНОЙ

-Вам часто снится рекордный прыжок?
- Нет. Чаще снятся Игры, моя бронзовая медаль. Украинская  прыгунья  в  высоту Инга Бабакова, стоя на третьей ступеньке пьедестала, плакала. Меня бронза тоже расстроила.  И не помогала мысль о том, что хуже всего тем, кто остановился близко от пьедестала и остался без награды. Меня медаль мало утешала. Я, как и Инга, ехал в Сеул за золотом... Снится же мне одна ошибка. Единственная, совершенная на Олимпиаде: немного «провалился» на правой, маховой ноге. Как следствие, движение получилось более медленным. А высоты, начиная с 2.35, таких ошибок не прощают. Поэтому не взял с первой попытки 2.36. Если бы взял, уверен, прыгал бы выше. Не знаю, откуда «вылезла» эта ошибка, но до сих пор не могу себе ее простить. А на 2.38 плавка смеялась надо мной: немного постоит - и падает.

-Вы были молоды и сильны. Почему отказались от второго шанса в Барселоне?
-За четыре года я сильно устал. Эта усталость и велела мне сделать перерыв в карьере. К тому же в стране начался переходной период. Все, в том числе и мой тренер, ударились в бизнес. Занялся бизнесом и я. Это одна из причин, почему болельщики нас забыли – ведь мы сами забыли себя, свое дело, мечту. А одинаково хорошо заниматься    коммерцией и спортом  невозможно. Через полгода планировал начать подготовку к Играм, но... Бизнес затянул.
Чтобы вернуться в спорт, нужно иметь серьезную мотивацию и хорошего наставника, потому что одному сделать это сложно. Но ни у меня, ни у тренера не было желания продолжать работу. В Барселону я приехал туристом. Когда у ребят шла квалификация, выскочил на решетку, махал руками и кричал: «Ребята, привет! Я здесь!» Они крутили пальцем у виска и кричали, что я должен быть рядом с ними, в секторе. За полтора часа выкурил пачку сигарет... Я ведь мог прыгать, 21 год - это не возраст, чтобы заканчивать карьеру. Я мог быть там: норматив 2.28, который следовало выполнить на чемпионате СНГ, я готов был сделать на одной ноге.

-Вы считаете себя счастливчиком или неудачником?
-Я не так часто бывал первым. Мои места - вторые-третьи.  Боролся за победу, но почти всегда кто-то оказывался сильнее меня. Все потому, что даже на уровне чемпионатов Союза была бешеная конкуренция: пять-семь человек могли прыгать за 2.30. В мире вообще творилось что-то невообразимое. В Европе почти каждая страна имела человека, готового прыгать 2.35 м и выше. В мире под 2.40 м прыгали около 20 человек. Поэтому все мои медали так ценны. Но тем не менее, осадок от того, что я что-то не доделал, в душе остался. Я относился к спорту серьезно, но все же, наверное, недостаточно, чтобы быть непобедимым. Я не отдавался спорту как Сергей Бубка, поэтому и не достиг таких высот.

МЕХОВЫЕ ШАПКИ СРАЗИЛИ АМЕРИКАНЦЕВ НАПОВАЛ

-Приходилось ли нарушать дисциплину?
- Мы не безгрешные. И грешков было много, хотя в Союзе элитных спортсменов считали почти святыми. Мы были иконами. Случались даже курьезы. В 1986-м, в пору бескомпромиссного противостояния СССР и США, мы поехали на турнир в Нью-Йорк. На следующий день на первой полосе New-York Times красовались Сергей и Василий Бубки, а также Рудольф Поварницын. А ниже было детально описано, во что мы были одеты. Мы шокировали публику, приехав в меховых шапках: у меня была лисья, у Сергея - норковая. Они представляли, что советские люди ходят в валенках или лаптях и еще непонятно в чем. Но меховые шапки их сразили наповал. А можете представить наше удивление, когда мы увидели свои физиономии на первой полосе такой уважаемой газеты?

-Что  чувствовали, когда увидели прыжок Хавьера Сотомайора на 2.45?
-Сотомайор – уникальный человек, и прыжки его просто фантастичны. Хавьер рос вместе с нами и поначалу ничем особенным не выделялся. Никто не мог предположить, что он начнет так прыгать. У него ведь и данных-то особых нет, и техника не выдающаяся. Откуда взялись такие прыжки -для всех загадка. Его прыжок - не одноразовая акция. Он хорошо прыгал на протяжении долгого времени и поднял планку так, что нам такие высоты и не снились. Серьезные для наc 2.35 - 2.38 Хавьер брал как разминочные. Щелкал их, не напрягаясь. В прыжках в высоту Сотомайор - это наш Бубка, подобраться к результатам которого будет сложно всегда.

-Раньше, стоило только застопориться результатам в прыжках в высоту, как на помощь спортсменам приходила новая техника. Что можно изменить в техническом аспекте сейчас, чтобы дать новый толчок?
-Двигателем революции может быть только одно - правильно организованные тренировки. Примером   может служить российский тренер Евгений Загорулько, который делает результат без фармакологии. Чтобы высоко прыгать, мы много тренировались. Но уже следующее за нами поколение стало заменять тренировочные часы фармакологией. Поэтому время от времени в мировой легкой атлетике загораются звездочки - и тут же гаснут. Секрет успеха на самом деле прост: хорошие условия для тренировок, питание и восстановление.

-Где предел возможностей прыгунов в высоту?
- Я пока не вижу предела. Может быть, совсем скоро мы увидим прыжок на 2.50. По крайней мере, я точно знаю, кто следующим прыгнет 2.45 - российский мальчик Андрей Сильнов, олимпийский чемпион  Пекина.   Перспективны и украинские прыгуны. Я наблюдал за ними на предолимпийском чемпионате Украины.   10-12 человек прыгали просто шикарно. Но особенно я болею за Димку Демьянюка, сына моего товарища и соперника. Он очень светлый человечек, и я его искренне люблю. Бывает, захожу в час ночи на сайт «Одноклассники», вижу, там уже Димка сидит. Минутку поболтаем, а потом, взглянув на часы, командую:  «Спать!» - «Понял, ухожу» - пишет в ответ. Мне очень хочется как-то помочь Диме и другим ребятам. Организовать турниры, сделать популярным этот вид легкой атлетики. Ведь у нас есть школа и перспективные спортсмены, способные прыгать за 2.40.

-Что чувствует человек на таких высотах?
- Словами это описать невозможно. Сколько раз слышал, что люди не летают, что выше головы не прыгнешь. А мы ведь делали это. Во Львове на турнире памяти Алексея Демьянюка я не удержался: в пиджаке и туфлях побыстрее разбежался и прыгнул. А до этого случая в последний раз прыгал в Бердичеве. Специально к этим прыжкам месяц готовился: разминался, растягивался. И прыгнул на 1.80. Друзья смеялись, отговаривали от прыжков. «Осторожнее, еще что-нибудь порвешь», - кричали они. Но так хотелось.
В 2000 году греки решили учредить номинацию среди прыгунов в высоту «Десять мировых звезд XX века». Среди них был и великий Дик Фосбери, который придумал современную технику прыжка в высоту, названную его именем. Сначала над ним, как и над всеми первооткрывателями, издевались. Но теперь никому и в голову не придет, что можно прыгать иначе. Так вот тогда в Греции 60-летний Дик одел шиповки и прыгнул.
У каждого прыгуна жажда полета с годами не убывает. И жажда эта родом из детства. Кажется, я всегда знал, что буду прыгуном. Но тренер, когда набирал секцию, думал иначе. Он не обратил на меня внимания. Еще бы, для будущего рекордсмена я выглядел невзрачно: в восьмом классе был ростом 1,68. А «ножницами» прыгал 1.35. Поэтому учительница физкультуры сказала тренеру: «Он прыгучий такой, возьмите его в секцию - не пожалеете!» Меня взяли только чтобы ее не расстраивать. Тренер показал, как флопом прыгать, и забыл обо мне. А через неделю я уже 1,40 взял. С того момента он в меня поверил. А через два года, когда мы после тренировки возвращались домой, он сказал: «Быть тебе призером Олимпийских игр». Я даже обиделся: «А почему не чемпионом?» Он сам удивился: «Не знаю даже, почему так сказал. Сорвалось с языка».

МИСТЕР ТИНА ТЕРНЕР

-Прыгунья в высоту Инга Бабакова вместе с мужем-тренером придумали свое средство для восстановления: 50 граммов коньяка и горячая ванна...
- Не знаю, как насчет горячей ванной, но алкоголь в малых дозах - отличное средство, и грех им не пользоваться. Хуже бывает, когда наоборот. Мне тренеры легкоатлетической сборной Украины рассказывали, как в Пекине наша прыгунья с шестом не могла уснуть после квалификации. Всю ночь ходила с сигаретой в зубах, чтобы как-то успокоить нервы. Конечно же, за ночь «сгорела». У меня тоже была похожая ситуация: на Олимпиаде перед квалификацией очень волновался. Чтобы снять стресс,   выпил 50 граммов коньяка и уснул сном младенца. То же проделал и перед финалом. В легкой атлетике алкоголь не считается допингом. В стрессовой ситуации алкоголь - лекарство. У спортсмена перед  важнейшим в его жизни стартом нервы настолько оголены, а психика воспалена, что организм    необходимо поддержать, помочь справиться со стрессом. Поэтому я не понимаю, почему этим годами проверенным средством от мандража не хотят пользоваться. Когда-то перед соревнованиями важнейшим ритуалом у меня была баня: когда попаришься хорошенько с веничком, мышцы становятся эластичными, послушными.

-Кроме феноменального рекорда вы прославились еще и тем, что стали первым киевлянином, ездившим на «Мерседесе»...
-На самом деле, вторым. Первый «Мерс» Киева стоял возле немецкого посольства. Спортсмены всегда были на виду, поэтому скрыть свое пристрастие к автомобилям не получилось бы. Мне всегда хотелось ездить на «Мерседесе», хотя на то время у нас самой модной моделью были «Жигули-2109». Это было престижно и... курьезно. Моя первая жена была балериной. И когда из США или Канады к ней приезжали ее балетные друзья-коллеги, они все время интересовались нашим бытом. «На чем вы ездите? Что едите?» - это были стандартные вопросы. И когда я отвечал, что обычно езжу на «Мерседесе», они подпрыгивали от неожиданности. И чтобы не быть голословным, мне приходилось через окошко показывать свой автомобиль. «Мерседес» и Советский Союз для них были несовместимыми понятиями. Еще один «Мерс» был у Игоря Паклина. Так милиционеры нам проходу не давали.  Все время останавливали пообщаться и заодно посмотреть, кто в такой машине ездит.

-Когда-то вы сказали, что в пропасть вас толкнула женщина, и женщина же из этой пропасти вытянула...
-Для мужчины женщина - это спасение. И она же погибель. Первой жене я благодарен за дочку умницу-красавицу, ей уже 24 года. Кристина подавала надежды в балете, но выбрала другое поприще - стала  известной фотомоделью. Несколько лет в Испании ее признавали девушкой года. Она с матерью живет в Барселоне. С первой женой мы расстались из-за того,  что она очень хотела уехать из СССР. А я ни в какую не поддавался на ее уговоры. Вначале жена хотела посмотреть мир. Я и сказал: «Езжай, посмотри, занимайся балетом». А потом она захотела остаться в Испании навсегда. А я не мог поехать с ней. Понимал, что не смогу жить в другой стране. Всего, что у меня было, я достиг на родине. Уход из спорта, развод с женой - это стало для меня пропастью.
Свое счастье я нашел с другой женщиной. У нас потрясающий сын. Бог наградил его многими талантами - если он сможет их развить, будет выдающимся человеком. Он чемпион Киева по плаванию. Сейчас он, 12-летний мальчишка, имеет рост 1,82 и играет в БК «Киев». Сын рожден для спорта. При этом, несмотря на серьезные физические нагрузки, он очень хорошо учится в школе. И это заслуга его мамы, которая контролирует сына в учебном аспекте.
До моего знакомства со второй женой я действительно был в глубокой пропасти. И вытаскивать себя в нормальную жизнь было совсем непросто. Кроме разных неприятностей, меня преследовали болезни, начавшие изводить после завершения спортивной карьеры. Мне нужно было взять себя в руки и начинать жить сначала. И в этом помогла спортивная закалка. Многие наши ребята ушли из жизни. Алешка Демьянюк, великий Володя Ященко, величайший прыгун в высоту, рекордсмен Европы Валера Сегеда... И таких людей очень много. После окончания спортивной карьеры атлеты просто пропадали. Исчезали как личности. Спорт их воспитывал, и спорт их калечил. Нас выбрасывали, как использованный материал. И никому мы не были нужны...

-Это характерно для советского спорта...
-Да и сейчас, в принципе, мало что изменилось. Хотя, с другой стороны, о нас помнят. Поскольку  понимают, что без нас трудно показать детям, что спорт - это правильно. Что спорт - это альтернатива бутылке с пивом и сигарете. Поэтому я хочу организовать свой турнир по прыжкам в высоту и помогать людям, которые уже такие турниры проводят. Вместе с Валерием Лебедюком, основателем Мемориала Алексея Демьянюка, мы хотим проводить соревнования на площади перед оперным театром во Львове, чтобы люди, далекие от спорта, могли видеть красоту прыжков. Еще одна моя мечта - соорудить базу олимпийской подготовки в Крыму. Я уже купил землю на полуострове. Мне хочется, чтобы тренироваться к нам приезжали прыгуны со всего мира. Я - бизнесмен. Очень долго занимался переработкой нефти, но сейчас сконцентрировался на строительстве и недвижимости. И все заработанные деньги буду вкладывать в спорт.

-Вас называют Красным Волком. Почему?
- Сам не знаю, откуда журналисты взяли такое прозвище. В спорте же меня называли Мистер Тина Тернер (смеется). Все потому, что на турнирах, где спортсмены прыгали под музыку, я всегда просил поставить Тину Тернер. Очень уж заводные у нее песни. Мой наставник называл меня кузнечиком, а старший тренер сборной - пудельком за длинные и кудрявые волосы.

-Шагая по улицам Киева, вы можете себе позволить разбежаться и прыгнуть?
-Запросто. Даже на Крещатике. Это в крови. Мне очень нравится двигаться, играть в теннис, бегать. А когда тянет прыгнуть, не могу отказать себе в этом...

Елена САДОВНИК, газета «СЭ в Украине»