Жан БЕЛЕНЮК: «Работать, чтобы переплавить серебро в золото»

Гостем редакции Sport.ua стал украинский борец греко-римского стиля, серебряный призер Олимпийских игр в Рио и чемпион мира 2015 года Жан БЕЛЕНЮК. Он ответил на вопросы журналистов и читателей нашего сайта.

— Как самочувствие?
— Чудесное.

— Сейчас у Вас подготовка, сборы. Сегодня, правда, день восстановления. Любите в баньке попариться, восстановить силы?
— В меру. Нас заставляют ложиться под веники, они истощают организм.

— История с немецкой визой имела какое-то продолжение? Вы подавали апелляцию? Это, я так понимаю, помешало Вашей поездке и выступлению за немецкий клуб...
— Да. Я подал апелляцию, мне было отказано. Можно было открыть через другую страну, через Польшу, но, честно говоря, у меня уже нет желания туда ехать после этой истории.

— А как немецкий клуб отреагировал? Он как-то поучаствовал в этой истории? Вы же не в первый раз едете выступать за них?
— В этот клуб — в первый раз.

— До этого выступали тоже за немецкий клуб?
— Да, тоже немецкий, только он был из Первой бундес-лиги. А это — из Второй. Там у них сейчас кризис.

— Они просто пожали плечами и все?
— Они проявили свой непрофессионализм. Я так понимаю, они не сталкивались с нерезидентом Европейского Союза. Другой пакет документов нужно было подавать. Там много нюансов было, это долго рассказывать. Я просто от этого устал. Я так им и объяснил: «Три раза уже ходил, три раза подавал. Ребята, гуд бай. Буду я отдыхать, наверное. Значит, не судьба, раз такие препятствия».

— Вам сделали предложение до Олимпиады или после?
— До. У них подписание контрактов весной идет.

— А сезон сколько длится?
— Несколько месяцев — с сентября по декабрь.

— Из какого города клуб?
— Из Нюрнберга.

— А в каком городе Вы выступали раньше?
— Луккенвальде, 70 километров от Берлина. До этого были Лихтенфельс, Вайнгартен. Я там постоянно.

— И какие там успехи были? Там командный зачет или индивидуальный?
— Командный, там нужно, чтобы команда выиграла встречу. Это как в футболе.

— Сколько там категорий задействовано?
— Десять: пять по вольной борьбе и пять — по греко-римской. Во внимание берется общий счет.

— Вам там удалось выиграть командные медали?
— К сожалению, нет. Моим клубам еще не посчастливилось выигрывать.

— Другие иностранцев активно приглашают?
— Россияне есть, армян приглашают. Но кто идет на их условия? Если ты не из Евросоюза, туда тяжело попасть, только один человек может быть в команде не из Евросоюза. Пять немцев — железобетонно, все остальные (пять) могут быть резидентами Евросоюза, либо четыре из Евросоюза и пятый — не из него. В этом вся сложность. Они платят в федерации большие специальные отчисления. За то, чтобы я у них выступал, кстати, они заплатили восемь тысяч евро. То, что я к ним не поеду — не моя ошибка. Мне прислали документы, я пришел в Посольство, сдал эти документы. Ко мне предъявлять претензии не вариант.

— Очевидно, что это выгодно в финансовом плане. Украинские спортсмены должны об этом думать, потому что нужно себя поддерживать при всех нынешних обстоятельствах...
— Да, тем более — в наше время. Евро ценится, доллар ценится, а гривна просела.

— Клубная система, к сожалению, в таких видах спорта не задействована у нас. Какое Ваше мнение о такой системе? Можно сказать, что большое количество соревнований лучше постоянных тренировок? Соревновательная практика — полезная вещь, с кем бы ты ни выступал...
— В любом случае все это делается не для нас, и даже не для европейцев. Все делается для развития немцами непосредственно своих спортсменов, они работают на себя.

— Соревновательная практика — вот это важно...
— Да. К ним приезжают спортсмены высокого класса, и не только в борьбе. Я, Олег Верняев, многие спортсмены ездят туда. Они с ними тренируются, спаррингуют, перенимают опыт. В итоге они потом выходят на соревнования (чемпионаты мира, Европы, Олимпийские игры) — и показывают результат. То есть они на нас, по сути, растут. Вот в чем фишка. У нас в стране пытаются в борьбе детские лиги, взрослые лиги внедрить. Но, к сожалению, пока что это не увенчивается успехом. У них есть правовое поле, которое позволяет бизнесменам вкладывать деньги в те или иные клубы, потому как они имеют преференции. Мы выходим в трико, оно снизу доверху расписано рекламой. Ковер тоже весь обрисован. То есть у них это развито. У нас, к сожалению, такого нет. Есть пару энтузиастов, которые пытаются это сделать. Тот же президент нашей федерации Кравченко Олег Николаевич, вице-президент Олег Юрьевич Сазонов. Но, к сожалению, этого мало.

— Вы считаете, у нас достаточно борцов, чтобы организовать такие лиги?
— В данный момент — нет. Но там же не одни немцы борются, там немцев процентов сорок.

— Вы видите потом их на таких турнирах, как Олимпийские игры и чемпионаты мира? Они становятся более конкурентоспособными? В Германии появляется больше людей, которые претендуют на медали?
— Допустим, если я приезжаю туда, могу жить там две недели. Я там тренируюсь с немцем. Хочу-не хочу, но делюсь с ним своим опытом. Может, он совсем слабенький, но в любом случае две недели, которые я там нахожусь, я с ним занимаюсь, потому что мне самому нужно тренироваться. Я поддерживаю свою форму, а он растет на мне. Я не могу на нем расти, это логично. Все рассчитано на это. А у нас уровень конкуренции в стране, к сожалению, падает. Я сейчас был на чемпионате Украины, это зрелище не для слабонервных. Это мой вид спорта, я за него очень сильно болею. Вижу, что уровень совсем не тот, который был даже три-четыре года назад.

— Где состоялся чемпионат Украины?
— Запорожье. Как правило, он проходит там, в манеже.

— Как манеж выглядит?
— Все так же. Сколько я там не был, ничего не поменялось.

— Зрителей немного было?
— Близкие участников.

— Главная проблема  —  нет парней, которые могли бы претендовать на высокие результаты?
— Посмотрим. Когда нет конкуренции — тяжело претендовать.

— Сколько примерно там людей в категориях?
— По-разному, но, думаю, в среднем десять-пятнадцать. Здесь даже не в количестве дело, а в качестве. Качество очень страдает. Ребята приехали побороться, но по факту они уже давно или тренируют, или работают. Просто их попросили приехать побороться для того, чтобы можно было как-то отчитаться. Самое интересное, киевлянин  Руслан Исрафилов в весе до 71 килограмма  занял второе место. Он до чемпионата Украины сделал только одну тренировку. Это говорит об уровне конкуренции. Человек не борется на протяжении многих месяцев, сделал одну тренировку, поехал — и занял второе место. И еще достаточно хорошо боролся в финале.

— Есть проблема нехватки тренеров, я так понимаю? Много специалистов уехало за границу?
— В принципе уже залов не так много.

— Где, к примеру, в Киеве есть залы, где можно заниматься?
— Когда я был подростком, то ездил, допустим, в зал недалеко от вокзала. Потом у нас был зал на Подоле. Сейчас они существуют, но там уже нет того уровня.

— Устарели?
— Просто нет людей. Они там тренируют маленьких деток. То есть детские группы еще набираются, а взрослых, к сожалению, нет.

— Нет специалистов?
— Вроде как есть специалисты, но нет подпитки кадрами. Дети не заинтересованы оставаться в спорте. Даже если есть талантливый ребенок — он предпочитает идти работать со временем.

— Потому что спорт не приносит заработка...
— Да. Пока в школе, родители кормят, мальчик остается в спорте. А когда он стоит перед выбором — либо учеба, либо спорт — взвесив перспективы, он отдает предпочтение учебе. Либо, кто сделал ставку на спорт, быстро разочаровывается, потому как просто нечего банально есть — параллельно начинает работать, его время переходит больше в работу, чем в занятия спортом, и он отходит. Таких примеров очень много.

— Вам 25. Десять лет назад, когда Вы занимались этим спортом, насколько лучше была ситуация?
— Намного.

— Что Вас задержало в спорте? Я слышал, что Вы футбол попробовали — не понравилось, баскетбол. Даже танцы, да?
— Украинские народные. Меня выгнали потом, потому как у меня не было предрасположенности к этому, плохо получалось.

— В свое время Усик, Беринчик танцевали на ринге. Вы бы так не смогли?
— Если потренироваться — думаю, смог бы. Просто сейчас вряд ли, потому что навыков совсем нет. Когда я занимался танцами, мне было где-то шесть лет.

— Все-таки что задержало Вас в борьбе, когда Вы были подростком?
— Мне повезло, потому как я на всех уровнях — детский возраст, молодежный и взрослый — давал определенный результат. То есть я всегда был перспективным борцом, и это видели с самого детства, у меня все хорошо получалось. Поэтому были люди, которые помогали на всех этапах моего развития, они и морально поддерживали, и финансировали нас по немножко, адекватно для того возраста, в котором мы находились. По сути, это то, что оставило меня в этом виде спорта. Но не все такие, как я. Некоторые раскрываются чуть позже. У нас есть борец Вася Рачиба, он не боролся ни по кадетам, ни по молодежи, он раскрылся, стал чемпионом Европы по взрослым уже. Некоторые наоборот — выступают только по кадетам. В кадетах они могут выиграть все соревнования — чемпионаты Европы, мира — потом с молодежью похуже, а во взрослых их никто не помнит, потому что они там ничего не показывают. Нужно создавать все условия для того, чтобы спортсмен имел возможность преодолеть акклиматизацию ко взрослому спорту, чтобы два-три года у него было чем питаться, у него была адекватная зарплата, чтобы он не задумывался об этом и работал. Если он будет хорошо работать — однозначно, будет результат. Но, к сожалению, такого нет, у нас очень суровые реалии, условия: либо ты №1, либо ты никому не нужен. Даже что касается меня, я — лидер в своем весе в нашей стране. Я пытаюсь извлечь то, что мне требуется.

— У Вас была в социальных сетях перепалка со Ждановым. У Вас потом был контакт? Может, он позвонил?
— Нет. Я, кстати, требовал контакт. Я пришел на следующий день, я открыт для диалога и за каждое свое слово могу ответить. Но меня там особо не ждали. Я встретил советника Павла Булгака, который выставил в соцсети мои доходы. Я хотел услышать его комментарий по поводу всего этого. Говорю: «Где взял суммы?». Он мне внятно на этот вопрос так и не ответил, поэтому я понял, что там не о чем разговаривать. Потом, когда я непосредственно встретился с министром, он сказал: «Все будет хорошо, работаем дальше». Я понял, что конфликт, значит, исчерпан.

.— Что Вы почувствовали в тот момент, когда выложили интересно посчитанные Ваши доходы?
— Я просто хотел пойти в душ и отмыться от всей этой грязи. Такого подлого поступка я не ожидал даже от работников министерства, подобных Павлу. Во-первых, там идет откровенная манипуляция цифрами. Он фактически подал цифры так, что я деньги за Олимпийские игры зарабатываю за один день. Там бред сивой кобылы. Когда я прихожу и разговариваю с человеком с глазу на глаз, он прячет свой взгляд, даже не смотрит на меня. Думаю, что ему просто стыдно, ему нечем апеллировать, поэтому приходится прятать взгляд. Это на их совести.

— Возникает вопрос: почему не выложили зарплату министра и этого советника? Был искажен вопрос с политикой и патриотизмом, потому как  Вы выразились резко. Но потом я читал Ваши интервью  и лично у меня  сомнений  в том, что Вы — патриот, не возникло. Но ситуация в нашей стране вызывает у людей возмущение в непростых условиях жизни. Я уверен в том, что свою страну Вы любите и отстаиваете ее своей борьбой...
— По крайней мере, по моему глубокому убеждению, спортсмены, которые выступают за нашу сборную, намного патриотичнее, чем те политики, которые непонятно чем занимаются у себя в Раде. В тот момент, когда государству нужны полезные политические решения, они занимаются непонятно чем. А больше комментировать не буду, потому что я свое мнение высказал тогда, мне добавить нечего.

— Говоря о вышиванках, Вы имели в виду, что люди, которые их надевают, не являются патриотами, а делают только ширму? Вы же не против вышиванки?
— Когда ничего не делается, кроме этого — я этого не понимаю. Как я могу иметь что-то против вышиванки? Просто, когда на этом строится вся политика, таким примитивным образом...

— Хотелось бы вспомнить об Олимпийских играх — старте, к которому Вы целеустремленно шли. В 2015 году Вы стали чемпионом мира в Лас-Вегасе. Я помню Ваш искренний пост в социальных сетях после победы. К Олимпиаде Вы подошли уверенно. Вы лидер не только в своей категории, а и вообще всей борцовской команды. Как Вы оцениваете свой путь к финалу
— Планировать в таких ситуациях — дело неблагодарное. Но, слава Богу, до финала все складывалось хорошо. И в финале первая половина встречи складывалась тоже очень классно, я выигрывал 2:0. По сути, мое дело было — просто грамотно закончить эту схватку, не дать преимущество своему сопернику. Но, к сожалению, не получилось.

— Вы, наверное, пересматривали эту схватку?
— Да, на следующий же день пересматривал с тренером. Но, как правило, я не люблю просматривать проигранные мною схватки.

— Они не дают информации для анализа?
— Дают, просто мне тяжело это делать. Поэтому я стараюсь один-два раза посмотреть, максимум для себя информации вынести, записать и больше к этому не возвращаться.

— Уже прошло время, можно, наверное, спокойнее воспринимать. Или на Вас время не действует в этом плане?
— Видать, не действует.

— Все еще болит?
— Не то чтобы болит, просто не люблю пересматривать схватки, где я проиграл.

— Прошло уже достаточно времени, чтобы оценить финальный поединок на Олимпиаде с Давитом Чакветадзе без лишних эмоций. Ваше мнение относительно того, как были насчитаны определенные баллы не изменилось? Ощущение несправедливости не обострилось?
— Дело в том, что мы постоянно боремся в таких условиях. Для меня это не было чем-то из ряда вон выходящим. Если мы боремся с представителями таких стран, как Азербайджан, либо Россия, либо Болгария — постоянно чувствуется предвзятость судьи. Этого никто не скрывает. Здесь нужно просто выходить и показывать, что ты на голову сильнее, и делать все, чтобы тебя не засудили. Это очень сложно сделать, но при этом чемпионат мира выиграл. Когда я выходил в полуфинал на чемпионате мира, боролся с азербайджанским спортсменом, тоже чувствовал эту предвзятость. Сразу же меня поставили в партер, хотя я ни одного шага назад не сделал. Тем не менее, ту схватку я выиграл, грамотно отзащищался и все. К сожалению, в олимпийском финале не получилось. Будем надеяться, что через четыре года, если буду хорошо работать, что-то поменяется, смогу переплавить «серебро» в «золото».

— Вы на тренировках отрабатываете выход из партера? Здесь важно быстро приклеиться к ковру?
— Много нюансов. Вы говорите по поводу того, чтобы вставать из партера. Можно и встать из партера, есть такой вид защиты, но он очень опасен, потому как ты можешь улететь сразу на четыре балла, если чуть-чуть прозеваешь. Можно защищаться в низком партере, чем, по сути, я и занимался. Просто нужно грамотно защититься, чтобы сопернику не удалось провести на тебе приемы. В первом периоде я защищался отлично, во втором периоде, в первом моменте, я действительно зацепил соперника за ногу, но во втором моменте уже не было этого зацепа, но меня поставили в партер в третий раз. Когда ты борешься при счете 5:2 и полпериода впереди — у тебя еще есть шанс отыграться, потому как его могут поставить в партер, а я могу в партере провести прием. Постоянно, сколько раз Чакветадзе был в партере в других схватках, я проводил приемы. А когда ситуация, что я проигрываю 7:2, пять баллов разрыв — мне приходится идти в открытую борьбу. Это вылилось в то, что два раза он меня банально вытолкнул за ковер. Я открылся, начал ему давать забивать себе руки. Поскольку он парень коренастый, немного подсел на ногах — и просто меня банально вытолкнул.  Такая тактика просто не сыграла. Парень действительно очень достойный. Он чувствительный, мощный физически. Плюс, когда еще судья к тебе расположен — это делает его еще сильнее.

— В вашем виде спорта «чувствительный» означает то, что он чувствует соперника?
— Это тот спортсмен, которому тяжело провести прием. Бывает, выходят огромные накачанные парни — смотришь и думаешь, что просто зверь. А на самом деле это просто деревяшка, таких «раскусить» ничего не стоит. Прелесть борьбы в том, что быть накачанным, иметь атлетическую фигуру — не самое главное. А есть такие вроде как невзрачные, но ты ему ничего не сделаешь. Он гибкий, пластичный, чувствительный. Ты хочешь его бросить, а он не дает тебе этого сделать, чувствует, что ты хочешь сделать. А этого «деревяшку» берешь с любого приема, подвернул — и он уже летит на лопатки. Хотел сделать перевод, а он уже упал на спину. Есть просто гибкие, которые как змея: его крутишь, не можешь закрутить. А есть... Вот я совершенно не гибкий, не могу на мост стать, но при этом я чувствительный. Эти качества могут не сопутствовать. Бывают и гибкие, и чувствительные. А бывают просто гибкие, но не чувствительные. Разные бывают спортсмены.

— Такие ситуации, как возникла в олимпийском финале, когда рефери и атлет имеют одно происхождение, часто происходят?
— Это не моя «парафия», я не в курсе.

— В футболе, например, невозможно, чтобы матч обслуживал арбитр из той же страны, что и команды, игру которых он обслуживает...
— У нас тоже нельзя. Но дело в том, что я не занимаюсь этим, вообще не обращаю на это внимание. Я не знаю судей, ни одного человека не знаю. Я выхожу, вот соперник — я должен просто с ним бороться. А всем остальным должен заниматься мой штаб, люди, которые непосредственно за это в ответе. Поэтому я не могу это комментировать.

— Какие виды спорта Вам нравится больше всего? Какие представители этих видов являются для Вас образцами?
— Я в принципе спорт люблю, в любом его проявлении.

— Когда есть свободное время, смотрите какие-то трансляции?
— Я телевизор вообще не смотрю.

— Телевизор — это зло, да?
— Не то что зло, просто перестал смотреть и все, особенно — в связи с событиями в нашей стране. Как правило, я смотрю уже то, что произошло. Если говорят, что был какой-то классный матч или какие-то соревнования прошли, есть видео, можно посмотреть — я смотрю.

— Что смотрите, например?
— Бокс, смотрел, как Усик боксировал. Американский бокс. Легкую атлетику нравится смотреть, когда чемпионаты мира, допустим. Люблю, когда собираются самые лучшие и соревнуются между собой. В легкой атлетике мне все дисциплины нравятся: начиная от стометровки, заканчивая метанием копья. Прыжки в высоту... Когда Исинбаева была на своем пике, я ее обожал смотреть. Человек соревновался не с соперницами, а просто с высотой, планкой, потому как на этой высоте еще никто не прыгал тогда. За этими моментами я наблюдал.

— Вы во время Олимпиады, кажется, несколько раз ездили поддерживать легкоатлетов?
— Один раз я ездил.

— Это кто тогда выступал? Бондаренко?
— Да. Мы сидели прямо возле него, он прыгал, мы его приветствовали.

— Была возможность еще на какой-то вид поехать?
— У Олега Верняева мы были, у Ани Ризатдиновой. Боксеров поначалу поддерживали. Вообще этим занималась Лена Говорова.

— Она собирала группу спортсменов, да?
— Она только меня собирала. (Смеется) Часто бывает, иду со столовой, думаю, что сейчас пойду, посплю — вижу Лену Говорову и понимаю, что я уже никуда не иду, намечаются какие-то соревнования. Мы сели, поехали — и я уже сижу с флагом, болею.

— Олимпиада — уникальное событие...
— Однозначно, интересное. Мою Олимпиаду можно разделить на два этапа: до старта и после. До старта я ходил, чтобы не зацикливаться, немного развеяться. На выступление Олега Верняева ходил. А после Олимпийских игр я уже ходил в свое удовольствие, потому что был полностью раскрепощен, соревнования прошли, уже волноваться нечего. Десять дней, которые мы были до старта — это была очень сильная психологическая нагрузка. В основном были парни, которым по 34 года. Они ходили, спать не могли. С ними была наша докторша и успокаивала.

— Это из-за смены климатических поясов?
— Нет, просто психологическая нагрузка. Люди долго идут к этим соревнованиям, на протяжении четырех лет. У некоторых это единственный шанс в спортивной карьере. То есть они понимают, какой груз ответственности на них лежит. Отталкиваясь отсюда, и бессонница. Я ночь перед соревнованиями не мог уснуть до двух часов ночи, хотя лег в десять. Крутился, вертелся, никак не мог заснуть. Закрыл глаза — а у меня уже борьба идет. Проснулся я в пять часов утра — и уже не знал, чем себя занять. Я хотел побыстрее отбороться, чтобы этот день побыстрее закончился — и немного раскрепоститься. Просто нужно побывать в этой шкуре, чтобы понимать.

— А на чемпионате мира волнение не такое?
— Тоже было. Я на чемпионате мира боролся в третий день одновременно с девочками, когда уже вся моя команда отборолась. Очень тяжело было психологически, потому что уже все закончили свои соревнования и показали хорошие результаты, три медали уже было. Я, получается, последний представитель греко-римского стиля, и мне нужно выступать. А я знаю, что парни в соседней комнате уже празднуют. Я же должен идти ложиться спать в десять часов, зная, что завтра у меня ответственный бой. Там девочки еще со мной выступают, но в любом случае у нас котел греко-римского стиля, поэтому мы между собой общаемся и близки, тренируемся вместе. С девочками мы общаемся, но это совсем другая кухня. Тем не менее, удалось выступить и достойно выиграть чемпионат мира. Психологические нагрузки — очень интересный фактор.

— У Вас нет универсально горецепта, как бороться с психологической нагрузкой, как побороть бессонницу?
— Снотворное нужно выпить.

— А можно?
—  Не знаю. По идее, можно. Думаю, что противопоказаний нет. Главное — чтобы запрещенных веществ в этой таблетке не было.

— Кроме Вашей медали, к сожалению, у борцов греко-римского стиля в этот раз не было ни одной медали. Как Вы это оцениваете? Это провал или при наших реалиях одна медаль — это неплохо?
— В принципе, если есть медаль — это уже неплохо. В прошлый раз у нас была тоже одна медаль, Валера Андрейцев выиграл серебряную медаль. Я не берусь оценивать, хорошо это или плохо. Конечно, хочется лучше, но как Бог дал. Я более чем уверен, что процентов 50 ребят были готовы показать результат. Просто очень много нюансов: некоторые психологически немного не справились, некоторым не хватило немного функциональной подготовленности, у некоторых жребий. Многое зависит от жребия. Бывает, ты попадаешь на проходных соперников, а бывает, что у тебя одна схватка сильная, через полчаса вторая схватка сильная. А у твоих соперников наоборот — были слабые.

— Здесь при жеребьевке не играет роль мировой рейтинг? Слепой жребий?
— Вот. Дело в том, что первое и второе места с предыдущего мира были посеяны, я был посеян под первым номером. А все остальные тянут жребий, нажимают кнопку на компьютере.

— Ощущается сильнее мандраж на Олимпиаде, чем на чемпионате мира? В турнирном плане нет отличий на этих турнирах?
— Нет. По поводу мандража, у меня мандраж делится на  вечер перед соревнованиями и утро, а потом уже непосредственно перед соревнованиями, когда нужно разогреваться. С разминкой перед соревнованиями тоже проблемы, потому как настолько лень... Такое впечатление, что нет сил. А потом уже, когда я разогрет, сел, выпил чай — меня уже посылай куда угодно, я готов бороться, чувствую себя хорошо. А сильный мандраж — когда ожидание. Ожидание меня больше всего выматывает.

— Много борцов после выступлений на Олимпиадах переходят выступать в MMA, где можно заработать большие деньги. Не задумывались ли Вы над тем, чтобы перейти в смешанные единоборства?
— Нет, я еще об этом не думал и вряд ли буду думать, потому как не люблю настолько травмоопасные виды спорта, когда кости ломаются прямо на глазах. Я не понимаю этого. У нас все более безопасно происходит.

— Некоторые люди все-таки не теряют надежды, спрашивают: «Есть еще хоть маленький шанс увидеть Ваши выступления в немецкой Бундеслиге в этом сезоне, в ноябре или декабре?».
— Уже нет.

— Но у Вас есть международный турнир в Баку?
— Да, 24 ноября. Там буду бороться. Там есть все шансы меня увидеть.

— Вы бывали в Азербайджане на таких турнирах? Там люди активно приходят на эти турниры? Ярко их проводят?
— Да, это считается один из национальных видов спорта в Азербайджане. Они любители борьбы. Как правило, там одни мужики ходят, женщины не приходят туда, нельзя им. Мы же в трико боремся, им нельзя.

— Не задумывались ли Вы над сменой федерации? Над сменой гражданства?
— Нет.

— Думаю, мои коллеги Вас спровоцировали на Олимпиаде — и из этого получилась такая ситуация?
— Для меня лично все было понятно. Просто то, как тот или иной человек подумает об этом — уже другое дело.

— Вас читатели спрашивают по поводу квартиры. Вам сертификат дали, но квартира пока что достраивается?
— Перенесли сдачу.

— На какой период?
— На второй квартал 2017 года.

— Где это?
— На Позняках.

— Однокомнатная, да?
— Да.

— Вы еще живете с мамой на Виноградаре? Пока ничего не изменилось?
— Да.

— Жан, ты прекрасно владеешь украинским языком. Почему ни в одном интервью ты его не используешь?
— Можу й використовувати, але мені зручніше розмовляти російською мовою, я не бачу в цьому проблеми.

— Какие девушки Вам нравятся?
— Добрые, хорошие, чувствительные и красивые.

— У Вас есть подруга?
— Я не разговариваю на такие темы.

— Як Ви перейшли у професійний спорт? Він для Вас одразу став професійним по ставленню?
— Когда я был школьником — занимался в свое удовольствие, но потом, когда заканчиваешь школу — ты в любом случае думаешь о том, что дальше: либо идти в ИнФиз, связывать свою жизнь с борьбой, либо идти в более серьезное учебное заведение, я неплохо учился. Пытаются, учась в университете Шевченко, совместить учебу со спортом. Но я еще ни разу не видел, чтобы это у кого-то удалось. На первом курсе ты разрываешься, а потом все-таки в любом случае спорт уходит на второй план, а на первом плане остается учеба. Поэтому я сделал ставку на спорт, пошел в ИнФиз. Там все условия для того, чтобы можно было комфортно заниматься. Сейчас я не знаю, какая там ситуация. Ситуация с ИнФизом, я так понимаю, плачевная сейчас. Я его закончил, магистр, спортсмен-инструктор и спортивный психолог по образованию.

— Тренер — Ваш психолог? Сложно, наверное, самому переживать моменты настройки...
— Я такой человек, что меня лучше просто не трогать. Больше всего меня раздражают люди, которые начинают мне что-то рассказывать, как надо делать. Нельзя со своим уставом в чужой монастырь идти в этом плане. Все люди разные. А некоторые люди думают: если ему помогло — и другим поможет.

— Вы говорите о других борцах, которые могут подойти?
— Некоторые борцы, спортсмены. Если человек совсем далек от спорта, как он подойдет что-то рассказывать спортсмену? До старта на протяжении трех месяцев мне уже давали советы.

— Тренера Вы слушаете? Момент настройки...
— Конечно, согласовываем с тренером обязательно. Я ему говорю, как я вижу ту или иную ситуацию. Он либо соглашается, либо вносит свои корректировки — и мы уже сообща начинаем действовать.

— Ваш тренер — Артур Дзигасов?
— Он тренер сборной. Мой первый тренер — Виталий Киселица. Сейчас Олег Юрьевич Сазонов, тренер из Кременчуга. Он еще является вице-президентом нашей федерации. Алексей Добровольский наряду с Киселицей занимались моей подготовкой с самого детства. Сейчас меня на сборах тренируют Артур Петрович Дзигасов и Владимир Владимирович Шацких.

— Цель, которой Вы живете — Олимпиада в Токио?
— Ну, да. У меня много целей, размышлений по этому поводу, но это одна из целей. Я такой человек, что не загадываю на такое продолжительное время. Все поэтапно. Четыре года — это очень много для спортсмена.

— А ближайшая цель какая?
— В Азербайджане выиграть турнир через месяц.

Беседовал Александр ГЛЫВИНСКИЙ, текстовая версия — Дария ОДАРЧЕНКО