…Поцелуй от Миттерана

Родители маленького Жан-Пьера развелись, причем таким загадочным образом, что оставили его, еще совсем ребенка, на попечение бабушке, живущей на границе с Бельгией. Эта страна и сделала из него настоящего футболиста, того самого Папена, которого сначала называли «клоуном», а потом «безжалостным убийцей». Папен влюбил в себя Бельгию молниеносно. Именно там ему дали прозвище JPP (по инициалам). Именно там был создан его первый фан-клуб. Он забил за «Брюгге» 32 гола, и самовлюбленная во всех отношениях Франция обратила внимание на своего «эмигранта» и чуть ли не потребовала в едином порыве от тогдашнего тренера своей национальной сборной Анри Мишеля включить его в состав команды на чемпионат мира 1986 года. Мишель, не принимавший кадровых решений без высочайшего соизволения другого Мишеля - Платини, включил-таки его в заявку. Ошиблись оба…

Папен мундиаль провалил. Столько моментов разбазарил! Охарактеризовать JPP в тот момент можно одним словом - «деревянный». По возвращении во Францию он стал объектом многочисленных насмешек. Никто не знает, чего это стоило Папену, но ровно через два года его «папенады» (удар с лета, распластываясь в воздухе, сбоку, через себя) стали форменным ужасом для защитников и вратарей соперников.

А командой его жизни стал «Марсель». В финале Кубка Франции 1989 года он победил «Монако» 4:3, и JPP забил три мяча. «За этот хет-трик я был награжден особо: помимо Кубка получил также поцелуй президента Миттерана, чего от него не только я - никто не ожидал. Он обычно был весьма скуп на подобные проявления эмоций», - вспоминал Папен.

Но со сборной ему так и не везло. Он был ее лидером в отборе к Евро-1992 (команда не потеряла ни одного очка), но на самом чемпионате, удивительным образом выигранном датчанами, Франция провалилась. За год до этого Папен стал обладателем «Золотого мяча». Этот приз он получил, даже несмотря на поражение (по серии пенальти) его «Марселя» в финале Кубка европейских чемпионов от «Црвены звезды».

Потом его продали в «Милан», и за развитием знаменитого скандала с подкупом матчей президентом «Марселя» Бернаром Тапи JPP наблюдал уже с Апеннин: «…Великолепную команду практически разрушили. Из Тапи сделали отъявленного злодея. Но он не таков. Он - особый человек, и я многим ему обязан. Наверное, без него моя судьба сложилась бы не так удачно: ведь Тапи был первым, кто поверил в меня. Он пригласил меня в тот момент, когда в моем таланте разуверились. Другие могут кидать в него камни, но я лично воспринимаю его как второго отца».

С концом того «Марселя» кончился и Папен. При лимите на легионеров (всего три иностранца могли находиться на поле) Папену места в «основе» «Милана» не нашлось. Предпочтение отдавалось (и небезосновательно) голландскому трио: Ван Бастену, Гуллиту и Райкаарду. В мае 1993 года старый и новый клубы Папена встретились в финале Кубка европейских чемпионов. Победил старый, благодаря голу Базиля Боли, а Папен вновь не выиграл главный клубный трофей еврофутбола. «Милан» в следующем турнире был неудержим, что вылилось в легендарную победу над «Барселоной» в финале (4:0), но Папен за год уже окончательно выпал из обоймы.

В это время у его дочери Эмили обнаружили детский церебральный паралич. Папен перешел в «Баварию», здесь с пониманием относились к его постоянным отлучкам в США, где и проходило лечение. Но играл Жан-Пьер еще реже и еще хуже, чем в «Милане»... Последним клубом Папена стал «Генгам». «Я надеялся осуществить свою последнюю футбольную мечту - вывести его в первый дивизион. Но потом понял, что больше не могу проводить по три месяца без семьи. И вот в один из таких редких моментов, находясь дома и глядя на Эмилию, я сказал себе: «Хватит! Сколько можно оттягивать то, что неизбежно должно произойти». Именно Эмилия заставила меня отойти от футбола...»

Отход произошел 30 мая 1999 года на марсельском стадионе «Велодром». Гол в своем матче прощания с большим футболом он так и не забил - попал в перекладину. А вскоре в городке Шатенеф-ле-Руж появился стадион «Жан-Пьер Папен». Можно сказать, что футбольная жизнь JPP удалась. Но как же много в ней недосказанного...

Николай ПЕРСИВАЛЬ, Киевский ТелеграфЪ