Парвиз НАСИБОВ: «Когда борюсь с россиянином, чувствую ненависть»

Яркий, взрывной и неординарный – такой он на борцовском ковре, такой и в общении. Вернее, говорит Парвиз спокойно, но суждения имеет совсем недвусмысленные. Когда он выиграл серебро на Играх в Токио в 2021-м, эту медаль некоторые восприняли, как счастливый случай. Этим летом в Париже Насибов повторил свое достижение и вся страна, весь борцовский мир увидели, что украинец с азербайджанскими корнями заслуживал золота.

В этом интервью Sport.ua раскрывает еще молодого, 26-летнего, но уже титулованного борца, всесторонне – и как спортсмена, и как человека, и как сознательного гражданина.

– Парвиз, серебро Токио отличается от серебра Парижа?
– На первую Олимпиаду ехал темной лошадкой, никто от меня ничего не ожидал, мне все казалось каким-то необычным. С первого раза дойти до финала удается далеко не каждому. Поэтому, когда я смог, эмоции переполняли. Сейчас в Париже уже сам от себя ждал хорошего выступления. Буду прямо говорить: ехал за золотом. Понимаю, что у нас время, когда в стране война, медали, особенно первые места имеют особое значение. У меня много друзей на фронте. Моя победа могла поднять их боевой дух. Не только их, ведь людей, интересующихся спортом, в частности, борьбой и следивших за Олимпиадой, в армии сейчас много. Для меня это не пустые слова. Вообще, если уезжаю на соревнования, хочется, в отличие от многих наших спортсменов, не быть туристом, а отдаваться полностью и бороться за медали. Поэтому, когда уступил в финале, сильно расстроился. Не буду скрывать, эта грусть есть до сих пор. В конце концов, цель осталась. Сейчас ее не достиг, поэтому стараюсь достичь в будущем.

– Оба олимпийских финала вы проиграли иранским борцам: в Токио в 2021-м – Мохаммеду Резе Гераеи, в Париже – Саиду Эсмаэли. Но есть разница: если три года назад поражение было ощутимым, то сейчас вы уступили в равной борьбе, даже где-то из-за собственных ошибок…
– Что один, что другой – очень сильные соперники. Эсмаэли сейчас выигрывает у Гераеи постоянно. В Токио я хоть и проиграл 1:9, но до сих пор уверен, что, придерживайся того плана на схватку, на который меня настраивали тренеры, победил бы.

– Тогда казалось, что если бы финал проходил в первый соревновательный день, когда вы обеспечили место в финале, шансов в борьбе против вас не имел бы ни один соперник. Но, переспав с мыслью, что олимпийская медаль уже в кармане, за золото вы уже боролись не с таким пылом.
– Так и есть. За сутки, которые разделяли полуфинальную и финальную стычки, я привык к мысли, что даже серебро – уже успех, медаль уже в кармане, соответственно, я смог изменить свое и родителей материальное положение. Теперь все было иначе. Даже несмотря на эмоциональную полуфинальную схватку, которую выиграл в тяжелой борьбе, останавливаться не собирался и еще не радовался. В душе оставался спокойным, хладнокровным. Понимал, что Эсмаэли – тот соперник, которого должен победить. Я и старше, и более опытный. Но иранец сам, кажется, в какой-то момент в финале смирился с тем, что проиграет. Но я проиграл из-за своей глупости. За минуту до завершения просто не увидел, что судья оценил мое действие. Спросил рефери на ковре: «Есть оценка?» Он сказал: «Нет». Но судьи за ковром единогласно дали мне балл. Я этого не заметил и начал вытаскивать соперника на бросок. Иранец контратаковал и заработал, как оказалось, победные баллы.

– Со стороны это выглядело, как авантюра.
– Во-первых. Во-вторых, эйфория. В тот момент мне показалось, что способен свернуть горы. Что ж… В будущем цель – обязательно победить в личных схватках и Гераеи, и Эсмаэли. Они очень сильные борцы, заслуженно стали олимпийскими чемпионами, но убежден, что мог и должен был их побеждать. Может, для кого-то два олимпийских серебра – это большое достижение, но я ими расстроен. Также дополнительным раздражителем для меня является то, что это представители Ирана, страны, которая вооружает россию и несет в Украину смерть. Поэтому у меня к иранцам отношение такое же, как к россиянам и белорусам.

– На Олимпиадах вы действительно выглядите превосходно. Но самое интересное, что между ними какими-то выдающимися результатами вы не радовали. Две бронзы чемпионатов Европы – это все достижения в межолимпийском отрезке…
– На Олимпиадах мне больше фартит (улыбается). На самом деле, на Играх мне удается хорошо себя мотивировать. Это особые состязания, чрезвычайная ответственность, но эта специфическая атмосфера меня заряжает. Ставлю на кон все, что у меня есть, и достигаю результата. Относительно отсутствия результатов в межолимпийском цикле, это и так, и нет в то же время. Да, призером чемпионата мира я до сих пор не был, чемпионатов Европы не выигрывал. Но у меня были победы в самых престижных рейтинговых турнирах, в которых принимают участие все лучшие борцы. Да, сейчас я буду стремиться, чтобы к следующей Олимпиаде уже иметь золото чемпионатов мира и Европы.

– Ваш тренер Владимир Шацких как раз имеет опыт победы на чемпионате мира в качестве борца.
– Еще накануне предыдущей Олимпиады мне очень повезло, что судьба свела с таким сильным специалистом. Во многом Владимир Шацких стал моим путеводителем в спорте. Владимир Владимирович сперва тренировал меня как главный тренер сборной Украины, а затем начал помогать уже фактически как личный наставник. Уверен, что 80-90% моего успеха – это заслуга Шацких. Также большой вклад в мое как борца становление сделали первые тренеры Николай Салеев из Николаева, которому сейчас 85, и Евгений Чертков из Запорожья, которым всегда буду благодарен за то, что помогли научиться борцовским азам.

Хотя, конечно, сейчас без Шацких мне не удалось добиться просто ничего. Жан Беленюк вам, наверное, скажет то же самое. Владимир Владимирович – очень грамотный, человечный, достойный тренер. Для меня он является самым большим примером. Прихожу на тренировку и уже ни о чем не думаю. Программа, по которой должен работать, уже готова. Самое главное, что имею к Шацких полное доверие. Такое бывает очень редко, но любому слову Владимира Владимировича готов доверять. К примеру, если он скажет пробежать 100 км, пробегу и не буду спрашивать, зачем.

– Когда Шацких становился в китайском Гуанчжоу чемпионом мира, вам было восемь лет. Теоретически он мог быть кумиром детства…
– Нет, я тогда еще не очень знал борцов по именам. Пожалуй, первое увлечение, как и у многих детей моего поколения – Криштиану Роналду. Также, пожалуй, нравился испанский вратарь Икер Касильяс. Но это не кумиры, а так, увлечение. Когда услышал о Шацких, тоже нравилась его борьба. Признаюсь, было предпочтение и среди представителей этой конченной россии. Скажем, Карелин. Легенда, мы все увлекались его борьбой. Но время показало, что это мерзость, к которой нет и крохи уважения. Человеческие черты для меня всегда выше спортивных достижений.

– Слышал, что перед соревнованиями вы сгоняете 10 килограммов. Это очень много, особенно для среднего веса.
– Да. Тяжелее всего то, что подогнал вес к нужному, в семь взвесился, а в девять-десять начинаешь бороться. То есть, на восстановление остается два-три часа. Это очень мало. Сгонка веса – это, пожалуй, одно из самых тяжелых явлений в нашем виде спорта. Как физически, так и морально. Но это моя работа.

– Рассматриваете вариант, чтобы со следующего олимпийского цикла подняться в более тяжелую категорию?
– Бесспорно. Дождусь, когда утвердят новые весовые категории, и буду менять. Насколько я слышал, оптимальной для меня должна быть категория до 74 или до 75 кг (до сих пор Парвиз выступал в весе до 67 кг – авт.). Сейчас вешу 77 кг. То есть, перейти в новую категорию будет удобно. Бороться мне нравится в любых обстоятельствах, но хочется получать от процесса удовольствие. В последнее время тренировки и соревнования были испытанием. Я очень стрессовал, что влияло на здоровье. Верю, что в новом весе буду чувствовать себя еще лучше. Для меня это новый вызов. В конце концов, весной этого года я уже был призером чемпионата Европы в весе до 72 кг. Теперь рассчитываю выступить в более тяжелой категории на чемпионате мира.

– Борьба в более тяжелых категориях имеет другую специфику. Там чаще всего борются более прагматично, не так экспрессивно, как вы…
– Согласен. Но почему так? Ибо люди, борющиеся в весе до 77 кг, сгоняют вес с 83-84 кг. Им тоже тяжело. Думаю, они тоже будут подниматься в другие категории. А я рассчитываю сберечь свой стиль борьбы. Хотя, знаю, многим не нравится, что я пытаюсь навязать свою борьбу, постоянно работаю на большом пульсе. Буду и в более тяжелых категориях доказывать, что главное не размер, а желание. В конце концов, до конца исключать, что у меня не получится и придется вернуться, скажем, в категорию до 66 кг, не могу.

– На этой Олимпиаде случился редкий для такого уровня случай, когда вышедшая в финал индийская борчиха Винеш Фогат, победив главную фаворитку Юи Сусаки из Японии и украинку Оксану Ливач, была дисквалифицирована, поскольку на следующий день утром не смогла сделать вес…
– Такой риск всегда существует. Вот я утром перед финалом весил 67,00 кг ровно. Каждый лишний грамм на моей совести. Это очень тяжело. Вечером после первого соревновательного дня у меня тоже было два с половиной лишних килограмма. Поэтому пришлось до половины второго ночи гонять вес. Утром процесс сгонки мне дается гораздо труднее. А эту индийскую девушку на Олимпиаде видел, видел, как она мучилась. Но это спорт, правила есть правила.

– Украинцам в наше время сосредоточиться на спорте тяжело вдвойне, ведь в стране война. Насколько новости о постоянных обстрелах, смертях, разрушениях выбивают из равновесия вас? Тем более, что вы причастны к Николаеву и Запорожью, городам, которые являются прифронтовыми и страдают от вражеской агрессии особенно часто…
– Это очень тяжело. Не надо Николаева и Запорожья, вы же видите, что происходит в Киеве. Ты будто не дома, на сборах, но слышишь, что летят ракеты и волнуешься за родных. О тренировках и режиме сразу забываешь и всю ночь на связи с женой и родителями. Начинаются волнения, мысли, мол, какой может быть спорт, нужно быть рядом с самыми дорогими людьми. О Николаеве и Запорожье тоже волнуюсь, потому что у меня там много друзей, там мои первые тренеры. Иногда хочется поехать туда и потренироваться. Но это же невозможно сейчас. Так что когда на соревнованиях приходится бороться с россиянином или белорусом, не чувствую к ним ничего, кроме ненависти. Поскольку он не знает, что чувствуем мы. Собственно, этого не понимают ни европейцы, ни американцы. У них какая была жизнь, такая и остается. Но ведь они в этом не виноваты. В отличие от россиян. «Мы здесь при чем?» – пишут они мне. «Потому что это твоя страна делает, – отвечаю. – Почему в час ночи ты спишь, а я с трехмесячным ребенком сижу в подвале?» Знаете, это очень большое счастье, что в таких условиях нам еще удается ездить на соревнования и что-то выигрывать.

– Ваши родители переехали из Азербайджана в Украину, когда вы были совсем маленьким. Это не связано с риском, что война начнется там?
– Нет. Мы уехали, потому что хотели лучше жить. Но родители ощутили войну на себе, еще когда я был совсем маленьким, вспоминали о войне, как это страшно. Мы эмигрировали, потому что не хотели жить в нищете. Хотелось видеть какую-нибудь перспективу, а не выживать. Еще до полномасштабной войны летал в те края, где родился, был в селе Муганлы. Не был там больше 15 лет, поэтому охватила ностальгия. Однако все, что тогда казалось таким большим, на самом деле такое маленькое. У нас была очень нелегкая, хотя и насыщенная жизнь. Жили мы в горах, в ауле, держали скот. Ближайшие соседи – на расстоянии 3-5 км. Мне в детстве там очень нравилось. Хотя родители рассказывают, как тяжело им было зарабатывать на жизнь. Я хоть был совсем маленьким, но уже, чем мог, пытался помогать папе с мамой. Вообще рад, что в моей жизни был такой отрезок. Пусть сложный, но счастливый. Когда мама рассказывает истории из моего детства, хочется собой и гордиться, и плакать.

– Как семья Насибовых приживалась в Николаеве?
– Очень тяжело. Когда приехали, не знали ни украинского, ни русского. Здесь другой менталитет, другое жизненное устройство. Сначала у меня возникало немало недоразумений с ровесниками. Первая драка у меня возникла при комических обстоятельствах. Парень поздоровался со мной, сказал «Привет», а я знал на украинском единственное слово – «сука». Понимал, что это значит. С ним и перепутал «привет». И началась драка. Но постепенно привык, нашел друзей, стал ходить на борьбу. А в 12 я уже попал в мариупольский спортинтернат.

– У вас есть братья или сестры?
– Да. Младший брат и сестра. Ибрагим тоже занимается греко-римской борьбой, кстати. Ему 14 лет и он уже призер нынешнего чемпионата Европы среди кадетов. Считается перспективным, говорит, что будет бороться не хуже меня. У нас с Ибрагимом своеобразный батл. Он говорит, что догонит меня по достижениям. «Сделаю все, чтобы тебе было нелегко», – отвечаю.

– Впервые застать войну вы должны были еще в 2014-м, в Мариуполе. Какие воспоминания из того времени?
– Вроде маленький, но многое было понятно уже тогда. Мы жили на базе, туда потом заехали азовцы. Мы перебрались в Донецк, но вскоре кипиш по созданию так называемых днр/лнр начался уже там. Пришлось нам перебираться уже в Запорожье. Уже теперь узнал, что многие мариупольские одноклассники воюют. Или воевали. По обе стороны. Некоторые из тех, кто встал на сторону врага, уже погибли. Очень неприятно это все. Для нашей семьи как-то всегда было очевидно, на чьей стороне быть. Мои родители всегда говорили: «Все войны мира – дело рук россии». Папа с мамой помнят начало 90-х, когда российские танки вошли в Баку и убили многих азербайджанцев. Россия для меня всегда была страной-террористкой.

– Принято считать, что самые большие враги азербайджанцев – армяне. Но эти народности в Украине сосуществуют мирно. В частности, в сборной по греко-римской борьбе, где есть тренер Мурат Саргсян, а есть борец Парвиз Насибов…
– Здесь с этим действительно проблем нет. В Украине армяне с азербайджанцами спокойно садятся за стол. Скажем, мне и нашей команде сильно помогает армянин Вартан, большой друг спорта и наш друг, у него жена украинка.

– У вас тоже жена украинка.
– Елена (в девичестве Кремзер – авт.) сама когда-то боролась (была чемпионкой молодежных чемпионатов мира и Европы – авт.), потому понимает меня как никто. Мы уже девять лет вместе. И это очень хорошо. Думаю, без Елены я бы не стал тем, кто сейчас есть. Во всех пониманиях. Во-первых, хорошо, что мы так долго вместе и у меня уже нет нужды отвлекаться на девушек. Мне так повезло. Во-вторых, любимая одновременно мой психолог, диетолог и тренер. Ее советы мне очень помогают. Елена меня знает лучше. В моих медалях очень большая заслуга жены. Большая ей благодарность, что помогает и терпит. Особенно в те моменты, когда очень тяжело и нервы на грани. А вообще о борьбе мы, такое впечатление, говорим 24/7. Родители тоже у меня неплохо разбираются, хоть сами и не занимались. Можем собраться вместе и посмотреть борьбу. Тем более, я люблю покритиковать брата за его борцовские ошибки.

– Спорт сейчас занимает всю вашу жизнь или после первых заработков появились новые интересы и занятия?
– Пока только спорт – тренировки и соревнования. Отдаю борьбе все время, поскольку понимаю, что спортивная жизнь недолга. Пока могу, стараюсь сконцентрироваться на борьбе максимально, чтобы потом уйти с чистой совестью. Пока есть только пассивный доход. О серьезном занятии бизнесом подумаю после завершения карьеры.

– Слышал, что наряду с борьбой вы хотели играть в футбол.
– Да. Люблю играть до сих пор, и у меня вроде бы неплохо получается. Кстати, впереди у нас очень важный матч против команды Владимира Шацких. Семь на семь. Если проиграет моя команда – покупаю им одного барана. Если мы выиграем, то соперники накрывают на всех стол.

– Футбол – это тоже спорт. А как удается от него отвлекаться?
– Все свободное время провожу с семьей. Сыночку Али три месяца, хочется видеть, как он растет, наслаждаться пребыванием с ним. Семья – это сейчас мой основной досуг. Елена с Али была рядом даже во время Олимпиады в Париже. Кто-то говорил, что это может повлиять на мое выступление, что я буду отвлекаться. Но на этой Олимпиаде я выступил даже лучше, чем на предыдущей. Меня присутствие любимой и сына, наоборот, вдохновляет.

– Парвиз, за ​​короткий промежуток времени вы научились неплохо разговаривать на украинском. Жизнь заставила?
– Да. Грустно, что раньше не понимал, что свой язык нужно знать. Но не только я – многие не понимали. Это удивительно, что граждане Украины говорят на русском, хотя есть собственный язык, гораздо красивее, даже круче. В какой-то момент решил, что буду постепенно привыкать к украинскому, разговаривать на нем, практиковаться, чтобы со временем перейти полностью. Не скрою, дается тяжело, я даже репетитора нанял.

– Вы полностью перебрались в Киев?
– Пока да. Здесь уже моя семья и родители. Очевидно, здесь останусь и в будущем.

– О чем вы сейчас мечтаете больше всего?
– Чтобы закончилась война и чтобы Украина победила. Многие мои друзья, знакомые воюют. Я часто с ними общаюсь и слышу слова поддержки. Хотя поддержка действительно нужна им. На самом деле меня мужество этих людей тоже делает сильнее. Да, может, сейчас разговоры о спортивном фронте не очень уместны, но спорт всегда был лицом страны. Конечно, бороться – не воевать, но я стараюсь, чтобы через борьбу об Украине говорили в мире. И понимаю, что возможность тренироваться и соревноваться есть только благодаря парням и девушкам, которые защищают Украину на передовой. У всех должно быть такое понимание. Потому что и сам не пойму, как такое может быть, чтобы в самом центре Киева, возле «Пьяной вишни» происходила какая-то нетрезвая вакханалия, а в каких-то сотнях метров – аллея славы в честь десятков тысяч украинцев, которые тоже могли бы сейчас веселиться , но уже никогда не смогут. Вот такие явления заводят, в частности, моих друзей-военных. «Почему, пока я сражаюсь, они ведут себя как свиньи?», - говорят.