Железная солидарность

12 лет назад я впервые побывал на матче футбольного клуба Унион в промышленном пригороде восточного Берлина. На стадионе в Копенике собираются люди из Обершоневайде и соседних районов, которые все еще пахнут сталью, потом и ржавчиной, и все еще носят шрамы от суматохи воссоединения Германии.

Трудно вспомнить сам матч и счет, но команда в красно-белых футболках проиграла в тот день. После трех сезонов во второй Бундеслиге и финала Кубка Германии в 2001 году Унион — или Eisernen (Железяки) — играл в тот период в третьем дивизионе и даже вылетал на год в четвертый.

Старый стадион

Я оказался на полуразрушенном стадионе, трава пробивалась через хрупкий бетон старых стоячих трибун. Вдоль пыльной дороги к стадиону под массивными дубами и засохшими кустами валялись пустые банки и бутылки. Трибуны могли вместить 20 тысяч человек, но лишь около 6 тысяч болельщиков присутствовало на той игре. Шел плотный дождь, но почти все стояли, активно поддерживая команду, не жалея легких. Болельщики были очень разными, со странными прическами и грубыми рабочими руками; панки и скинхеды, женщины и мужчины всех форм и размеров, с пивными животами. Я видел лица, отмеченные глубокими морщинами, которые рассказывали истории о падениях, страданиях и о возвращении на ноги. Я наблюдал за фанатами не меньше, чем за самой игрой. Кажется, все вокруг знали друг друга.

Этот день изменил мою жизнь. Легенда Ливерпуля Билл Шенкли однажды сказал:

«Некоторые считают, что футбол это дело жизни и смерти, я очень разочарован такой позицией. Могу вас заверить, он намного, намного важнее»

Болельщики Униона солидарны с ним. Они добавили в игру новые смыслы, протест, надежду, культуру, сообщество и философию: акт просветления, но и нечто большее. В то время, как олигархи превращают футбольные клубы в машины по зарабатыванию денег, стирая грань между фанатами и потребителями на стадионах по всему миру, Унион показал мне, какую решающую роль могут играть настоящие болельщики в гражданском и демократическом обществе.

В 1980-х, когда я рос в городке в западной Германии, я на самом деле никогда не играл в футбол, только в настольный теннис. Меня не интересовал клубный футбол. Немцы любят говорить, что преданность клубу передается от отца к сыну, но мой отец всегда был слишком некомпанейским человеком, чтобы быть спортивным болельщиком. Из футбола он смотрел только игры сборной Германии, просто ради развлечения. Тем родственником, который интересовался футболом, был мой дядя, болельщик Боруссии Менхедгладбах, очень успешного в 70-х клуба. Он сидел перед телевизором с загипнотизированным взглядом и сжатыми кулаками. Когда Боруссия проигрывала, он рычал и сыпал проклятиями; меня увлекало, как взрослый теряет самообладание.

Несмотря на то, что я не унаследовал ген футбола, игра была определяющей частью моей личности — любили ли вы ее или ненавидели, не было никакого способа избежать этого. Индустриальные города Рейна и Рура всегда были благодатной почвой для футбола. Мои школьные товарищи болели за Кельн, БМ или Алеманию Аахен. У меня были некоторые симпатии к Кельну и его талантливому, яркому вратарю, Харальду «Тони» Шумахеру, у которого были вьющиеся волосы и странные усы. Тони родился в Дюрене, соседнем городе. Когда-то красивый средневековый город, Дюрен был сровнен с землей во время Второй мировой войны, а затем перестроен и теперь дышит воздухом меланхолии. Тони был одним из нас, и ему удалось вырваться из скучной провинции и добиться успеха. Он был вратарем сборной Германии. Я до сих пор помню полуфинал чемпионата мира в 1982 году, когда Тони прыгнул, как Брюс Ли, во французского защитника Патрика Баттистона, после чего тот потерял сознание.

Двое моих друзей были фанами Кельна с детства. Я тоже стал болеть за Кельн, но в то время звезда Тони уже начала угасать. Мне понравился мой первый домашний матч: брутальная поддержка команды, нецензурная речь, адреналин по венам за часы до начала, как на концертах Iron Maiden или Kreator; выпивка рекой; эмоциональный взрыв, когда Кельн забил гол. Было здорово стать частью особого сообщества с его собственными ритуалами. Поток гнева мог обрушиться на команду в одну минуту, а в следующую вспышка поддержки накроет игроков и поле как цунами. Кельнские фанаты славятся своей преданностью, но когда команда играла очень плохо, они могли перестать петь и начать свистеть, и даже повернуться спиной к игрокам, чтобы выразить свое возмущение. В девяностые болельщики сильно расстраивались по поводу постепенного ухудшения игры и качества управления командой; перелом произошел в 1998 году, когда Кельн вылетел из первой Бундеслиги. Я все еще помню этот день. В то время я изучал русский язык в Волгограде, ранее известном как Сталинград, городе с населением в миллион человек. Было 9 мая, жаркий и влажный день, и все праздновали «День Победы». Ветераны в форме, украшенные медалями, прогуливались вдоль берегов Волги. Молодые люди, опьяненные водкой и счастьем — в какой пропорции, я не могу сказать — танцевали в фонтане. Все, о чем я мог думать, была ужасная новость о вылете Кельна из бундеслиги, где команда играла с 1963 года. Я купил водки, спустился к реке и попытался утопить свои горести в алкоголе.

Это был не последний вкус поражения для меня. Когда Кельн проиграл следующий субботний матч, что, впрочем, тогда было обычным делом, мои выходные были испорчены. Я не мог сконцентрироваться на учебе, даже музыка Black Sabbath и Agnostic Front не могла смягчить мое отчаяние. Я начал отдаляться от Кельна не только из-за неудач клуба, но и из-за моих новых увлечений: писательства, журналистики и изучения истории Восточной Европы. Никогда не мог подумать, что перестану поддерживать Кельн. Нужно понимать, что в Германии отказаться от своего клуба — это предательство. Несчастливый брак может закончиться разводом, но разрыв отношений со своим клубом — это табу. Клуб остается с тобой на всю жизнь.

Эта верность, как мне кажется, коренится в племенном образовании древних общин, когда ваше племя было вашей семьей, вашим домом, вашей личностью, определяющим физические и экзистенциальные границы вашего существования. Но я не унаследовал связь с Кельном, поэтому я никогда не ощущал мистической принадлежности. Возможно, это позволило мне открыть для себя что-то новое — Унион Берлин.

Клуб под нынешним названием был основан в 1966 году, но его происхождение датируется началом 20го века, когда индустриализация охватила Берлин и немецкий рейх.

Обершоневайде, обрамленный зелеными лесами Wuhlheide и серыми водами Шпрее, наполнился гулом фабрик, сталелитейных заводов и металлических мастерских. В 1906 семьи рабочих основали футбольный клуб ФК Олимпия Обершоневайде. После некоторых потрясений и нескольких переименований клуб, получивший название СК Union Oberschöneweide 06, выиграл несколько региональных титулов и в 1923 году смог попасть в финал чемпионата Германии. Легенда гласит, что в это время местный пекарь придумал самый известный девиз Униона: Eisern Union! (Железный Унион!). Когда его скандируют несколько тысяч, или десятков тысяч, человек, это вызывает дух истории и может разбудить мертвых.

После Второй мировой войны Унион пережил несколько хаотических лет, пока он не возродился под своим нынешним именем, благодаря председателю FDGB, объединения профсоюзов Восточной Германии, который считал, что в Восточном Берлине должен быть футбольный клуб рабочего класса. Клубу постоянно не хватало денег, так как большая часть денег в футбольной системе ГДР была направлена на содержание BFC Dynamo, любимой команды Эриха Мильке, главы Stasi. Считалось, что другой большой клуб в столице, ASK Vorwärts Berlin, представляет солдат Национальной народной армии.

Основная команда Униона завоевала только один титул, кубок восточной Германии в 1968, при этом считаясь аутсайдером. Существование на грани выживания создало прочную связь между клубом и болельщиками. Унион привлекал людей, пытающихся обеспечить себе достойное существование в коррумпированной авторитарной системе. Не являясь диссидентами как таковыми, его болельщики были полны воли и решимости «играть на одном поле» с большинством и властями. Каждый раз, когда Унион получал право пробить штрафной удар и команда соперника выстраивала стенку, «Стена должна упасть» звучало над стадионом, — явный отсыл к любимой Эриком Хонекером Берлинской стене. Даже само название клуба было альтернативой стандартным системным Динамо, Vorwärts (Вперед), Aufbau (Строительство).

После воссоединения Германии Унион стал символом, но не надежды, а распада и дезориентации. Клуб не мог справиться с новыми вызовами более профессиональной, коммерциализированной игры. Все меньше болельщиков приходило на стадион, но те, кто оставался верен клубу, старались помочь ему выжить. В феврале 1997 года, когда клуб снова столкнулся с серьезными финансовыми проблемами, болельщики организовали сбор денег и  марш протеста. Три тысячи человек прошли от знаменитого берлинского бульвара Унтер ден Линден до Бранденбургских ворот, скандируя «Спасем Унион!».

После того первого для меня матча Униона в 2005 году, я заинтересовался клубом и его фан-культурой. Я стал посещать выездные матчи (что свело меня с самыми преданными и поэтому уважаемыми фанами), прекратил свое членство в Кельне и купил абонемент на матчи Униона.

В Германии клубы не являются коммерческими компаниями. Они зарегистрированы как общественные объединения, организованные и управляемые рядовыми членами, и в небольших городках и поселках, и в городах вроде Берлина, где насчитывается более 400 футбольных клубов. (Всего в Германии около 25000 зарегистрированных клубов). Члены клуба имеют законное право влиять на его политику. Они избирают руководящий комитет и председателя на общем собрании. Материнские организации клубов в первых трех лигах, которые считаются профессиональными, являются общественными организациями. До 1998 года клубы были исключительно некоммерческими структурами; частная собственность была невозможна. Но с тех пор клубы все чаще создают коммерческие компании с помощью спонсоров и инвесторов, государственных или частных. Их цель — не только успех команды или отношения клуба со своими болельщиками, но и прибыль, полученная в результате продаж атрибутики и прав на трансляции. Футбол стал бизнесом.

Конечно, для того, чтобы быть конкурентным в мире профессионального футбола, клуб должен управляться эффективно и профессионально. Но управление футбольным клубом не похоже на продажу автомобилей или лимонада.

Основа клуба — это болельщики, готовые продать последнюю рубашку ради него. 

Таким образом, решающий вопрос, стоящий перед клубом, заключается в том, как объединить требования бизнеса с интересами членов общественного объединения. Унион видит себя альтернативой клубам, которые ставят прибыль выше интересов болельщиков. Дирк Зинглер, президент Униона, успешный бизнесмен, говорит так: «Для кого мы занимаемся футболом? Мы играем для тех, кто приходит на стадион. Мы также обеспечиваем трансляции по ТВ, но так мы получаем потребителей, но не преданных фанов… Мы не должны разрушать ядро​​».

В Германии клуб нельзя купить или продать, как в Польше, Англии или Украине, но инвесторы пытаются обойти ограничения и формировать клубы, которые в первую очередь служат коммерческим интересам. Наиболее спорным примером является РБ Лейпциг, который играет в Лиге чемпионов в этом сезоне. В 2009 году компания-производитель энергетического напитка Red Bull приобрела права на лейпцигский клуб SSV Markranstädt из пятой лиги. Название клуба, эмблема и форма были изменены. Затем, благодаря миллионным инвестициям (говорят о 120 млн Евро), команда была превращена в успешную футбольную машину и кузницу талантов. Формально РБ является зарегистрированным общественным объединением, но вступить в него не так просто: годовой взнос составляет около 800 Евро, слишком дорого для большинства и позволяет искусственно иметь относительно небольшой состав участников. В Унионе годовое членство стоит 120 Евро. В РБ всего около 800 «наблюдающих» членов, примерно на 16 тысяч меньше, чем в Унионе. Из них только 17 человек имеют голос.

Фаны Униона и других клубов в Германии называют РБ «клубом баночек», поскольку менеджмент видит в болельщиках исключительно потребителей: они также могут покупать их энергетик, являются целевой аудиторией. Для Униона болельщики также являются экономической основой клуба, но они не рассматривают свой интерес с чисто финансовой точки зрения. В 2004 они помогли клубу заплатить 1,46 млн Евро за лицензию для участия в чемпионате. Под девизом «Истекаем кровью за Унион» болельщики сдавали свою кровь в донорский банк.

Это безусловная любовь в чистом виде, которая связывает фанатов и клуб. Эта духовная связь проявляется не только в масштабе поддержки, но и в уровне самоорганизации и самоопределения. Как мы, «железки», любим говорить: «Вы идете на футбол, а мы идем на Унион».

В 2011, через пару лет после того, как Унион стал играть во второй Бундеслиге, я переехал в Обершоневайде, чтобы быть поближе к стадиону и болельщикам. В жизни моих новых соседей бывали нелегкие времена, но Унион всегда оставался путеводной звездой, и при коммунизме, и после объединения. Один мой друг, болельщик Униона с 80х годов, объяснял:

«Ты тяжело работаешь всю неделю. У тебя дерьмовый босс и низкая зарплата. На матчах Униона ты можешь не только оторваться, активно поддерживая команду, но и почувствовать себя нужным и уважаемым, отдавая свою энергию на трибуне. Сложно найти такую теплоту и уважение на работе и в обществе, где к тебе относятся как к ничтожеству, если у тебя низкая квалификация или мало денег»

Этот человек — один из тех раздражительных и своевольных жителей Берлина, которые выросли в ГДР и вынуждены были несколько раз менять профессию после объединения Германии из-за хаоса на рынке труда.Он ненавидел ГДР, где подавлялось все, что не соответствовало норме; он стал любителем панка и других субкультур. Среди болельщиков Униона я встречал много таких людей, не стремящихся быть как все. (Даже мой отец почувствовал бы себя как дома рядом с такими болельщиками.) Это свободомыслящие и волевые люди, которые умеют сопротивляться и делать по-своему. Противодействие и собственное мнение дают ощущение жизни.

Несколько лет назад на домашнем матче против Санкт-Паули из Гамбурга я наблюдал проявление духа Униона, духа борьбы и лишений. Субботние игры во второй Бундеслиге начинаются в час дня. Но даже если вы еще толком не проснулись после пятничных похождений, адреналин бурлит в венах. Очень резкое пробуждение пришло уже на 6-й минуте: Унион пропустил дважды. Когда соперник неожиданно забивает гол, болельщики Униона обычно выражают свое недовольство, крича  «Eisern Union! Eisern Union!» или «Kämpfen und Siegen!» (Бороться и победить!). Но в тот момент трибуны затихли в смятении.

Парень, стоящий рядом со мной, вдруг разразился ругательствами в адрес команды, поведение, которое, как правило, неприемлемо на нашем стадионе. Я пристально посмотрел на него, и в этот момент я увидел смущение в его глазах, хотя я не хотел его стыдить. Моя реакция была интуитивной, поскольку он переступил черту. Он тут же прекратил ругань, отпил своего пива, стал смотреть за игрой и затем начал скандировать: Eisern Union! Eisern Union! Eisern Union! Люди вокруг, и я тоже, подхватили и кричали все громче и громче. Если болельщики на трибунах могли обратить гнев и разочарование в надежду, то и каждый мог, включая игроков. Я пел и кричал, как никогда раньше. Команда выиграла 3:2, а я обнимался с тем парнем, когда наш игрок забил победный гол на 86-й минуте.

Когда я еду домой после игры, мимо ветхих фасадов старых фабрик Обершоневайде, я чувствую причастность к этой культуре лишений и борьбы. Это просто — слишком просто — освистывать и выражать разочарование, но ты не станешь этого делать, когда ощущаешь себя не просто потребителем, который недоволен качеством, но частью организма, который больше тебя. Я помню свой первый матч на стадионе Униона: команда проиграла, но болельщики продолжали хлопать и петь еще 20 минут после финального свистка.  «Unsere Liebe! Unsere Mannschaft, unser Stolz! Unser Verein! Union Berlin! Union Berlin!» («Наша любовь! Наша команда, наша гордость! Наш клуб! Унион Берлин! Унион Берлин! «) В Кельне не слышали о такой лояльности.

Около 10 лет назад стадион Униона находился в таком плачевном состоянии, что была угроза потери лицензии на проведение там матчей. Клуб, и так не вылезающий из долгов, обратился к фанатам за помощью в реконструкции арены. Более двух тысяч человек стали волонтерами на стройке, десятки из них приходили на строительную площадку ежедневно, среди них были не только профессиональные электрики и строители, но и врачи, юристы и специалисты в области ИТ. Некоторые брали отпуск на работе, чтобы принести больше пользы. Были и те, кто приехал за свой счет из других стран. Сегодня возле одного из входов на стадион размещены металлические таблички с именами всех волонтеров, которые помогали на строительстве.

Благодаря таким болельщикам Унион можно представить как протест против идеи, что отдельно взятая жизнь бессмысленна и абсурдна, против мысли, что не существует системы, достойной доверия. Участие в жизни сообщества и коллективное принятие решений придает смысл существованию. Вот почему победы команды способны делать фаната счастливым, даря всплески позитива в кажущемся унылым существовании. Белинский писатель Имран Айата так сказал об этом: «Жить футболом по-Унионски, это значит помогать, делать самостоятельно, бросать все и начинать с нуля».

ВИДЕО ДНЯ. Рождественский вечер на стадионе Униона

С 2014 года мы с моим другом организовываем семинары по обмену, в которых исследуется культура фанатов и ответственность сообщества. Мы приглашаем спортивных журналистов и активных футбольных болельщиков из Беларуси, Украины и России приехать в Берлин на неделю, где они встречаются с болельщиками, социальными работниками, которые специализируются на фан-проектах, журналистами и представителями полиции, футбольных клубов и других организаций, ответственных за регулирование и контроль в сфере футбола. Наши гости приезжают из другого общества, более авторитарного и недемократического, более мужского и жестокого, в котором люди неохотно идут на компромисс, участвуют в диалоге или доверяют коллективу. Через футбол мы пытаемся достучаться до тех, кто опасается политики, дискредитированной персонажами вроде Путина или Лукашенко. Наша цель — привлечь молодых людей (большинство из которых являются мужчинами) и спортивных журналистов, с которыми еще не работали подобные проекты международного гражданского общества в Восточной Европе. Мы также идем с ними на Унион. Я недостаточно объективен, чтобы иметь трезвое суждение, но посещение стадиона и встречи с фанами Униона — это, как правило, вдохновляющий момент семинара. «Я никогда бы не подумал, что такой футбол возможен», — сказал мне однажды участник из Минска.

Унион уникален, но уже не одинок. Фан-культура в футболе Германии стала очень влиятельной в последние 15 лет. Болельщики, которых обычные граждане иногда воспринимали как преступников, хулиганов, мародеров, объединяются в общественные организации, чтобы добиваться справедливых цен на билеты, более удобного времени начала матчей, для организации юридической поддержки тем, кого обвиняют в нарушениях, и многого другого. Несмотря на все ее проблемы, немецкая демократическая культура стала более зрелой, прочной и прогрессивной за последние десятилетия в том числе и благодаря футбольным болельщикам и их активной позиции.

Трибуны без насилия. Как это делается в Германии

Вы можете предположить, что мы, немцы, всегда воспринимаем все слишком серьезно, занимаемся самокопанием. Знаете что? Я согласен, футбол должен быть и развлечением тоже. И Унион — это кайф, много радости когда ты стоишь на трибуне вместе с друзьями, поешь гимн клуба до конца. Когда наш игрок забивает гол, весь стадион превращается в сумасшедший дом: люди прыгают, скачут, обнимаются, обливаются пивом, кричат… Даже проигрыш в кайф, в философском смысле. Быть фаном Униона — это научиться более реалистично относиться к жизни. Научиться справляться со стрессом и неприятностями. На мой взгляд, футбол может приносить радость, только когда есть достаточная свобода для самореализации в стремлении к совместным мечтам и целям. Если футбол станет настолько коммерциализированным, что болельщик вынужден будет вести себя как отдельный потребитель — в тот же день я перестану ходить на стадион. В прошлом сезоне у Униона был хороший шанс выйти в первую Бундеслигу, но в итоге мы опустились на 4-е место после неудачных заключительных туров. До этого мы взобрались на вторую строчку в таблице, после победы над Вурцбургом. На трибунах некоторые начали скандировать: «Scheiße, wir steigen auf!» («Черт, мы идем на повышение!»), что прекрасно иллюстрирует двойственность чувств по поводу этой модной «высшей лиги». Многие фаны Униона опасаются новых правил, которые могут ограничить их свободы. Они беспокоятся, что придут новые люди, только чтобы поглазеть на звезд, что цены на билеты и абонементы вырастут, и всего этого нового уровня коммерциализации, который угрожает клубу, как пожар или наводнение.

Постоянные изменения и стремление к обновлению являются неотъемлемой частью футбола, и успех, естественно, является целью любого клуба. Лично я не очень хотел бы, чтобы Унион играл в первой Бундеслиге, разве что ради празднований, которые превратили бы мой угол Обешоневайде в сумасшедший дом на несколько недель. Но я уверен, что болельщики Униона достаточно сильны, чтобы адаптировать свои основные принципы к новым вызовам. Наша культура неприспособленности и небольших самоуправляющихся сообществ будет продолжать помогать нам развивать и сохранять открытость нашего пространства, а в конце нашей игры мы сможем, стоя на трибуне, прокричать со всей силы легких: «Мы будем жить вечно», пока наши ухмыляющиеся души летят в небо.

Ingo Petz — автор оригинального текста, журналист и болельщик 1. ФК «Унион».

Эссе Ingo Petz «The State of Union» впервые было опубликовано в издании The Point Magazine в октябре 2017 г. Sport.ua благодарит сайт Футбольная Демократия за предоставленное право опубликовать эссе в переводе .

Фотографии любезно предоставлены Hajo Obuchoff.