Богдан БОНДАРЕНКО: «После поездки в Италию мне открылась другая жизнь»

В четверг, 13 октября, гостем редакции Sport.ua стал пригун в высоту, чемпион мира 2013 года, бронзовый призер Олимпийских игр в Рио Богдан БОНДАРЕНКО. Он рассказал о подготовке к Олимпийским играм и завоевании медали в Рио, о том, как пришел в этот вид спорта, о проблемах, с которыми сталкивается на протяжении своей спортивной карьеры, и многом другом.

 

— Безусловно, Вы — один из героев этого сезона. Какие были ощущения, когда Вы выиграли олимпийскую медаль? Это был момент счастья?

— Конечно, момент счастья был, ведь это такой большой праздник — Олимпийские игры! Это большое действие, которое дарит счастье всем, а спортсменам — особенно. Я понимал, если кто-то прыгает 2,36, которые я пропускал — остаюсь без медали. Также я понимал, что прыгнуть 2,38 шансы в тот момент были не очень хорошие. Была радость, что медаль есть. Поначалу было счастье, а потом уже, когда осмысливаешь это все — понимаешь, что можно было сделать по-другому: если бы не заболел, было бы лучше. Но это жизнь, это Олимпийские игры. Но все-таки больше счастья было.

 

— Это было главное соревнования четырехлетия. В Лондоне было седьмое место, по результату бронзовая медаль была близка. В этот раз добыл медаль. Готовясь к этому сезону, Вы заболели за десять дней до старта, да?

— Да, за неделю где-то пришлось принимать антибиотики.

 

— Вы готовились в бразильском городе Натал, там сильный ветер. Как я понял из Ваших интервью, Вы поехали в Натал именно потому, что там работал Ваш массажист?

— Да. Получилось так, что у массажиста, итальянца, с которым я работаю, были сборы именно в этом месте. Персонального массажиста хорошего уровня оплатить нет возможности. Мы не могли взять массажиста и ехать туда, куда нужно мне. Поэтому я поехал в то место, где был массажист, мы подстроились и оказалось, что в этом месте ветер, мы такого не представляли. Если бы мы поехали на разведку или у нас была возможность поехать с другим массажистом туда, куда мы хотим — мы бы не приехали в этот город, зная, что там такая климатическая обстановка.

 

— Вы с ним длительное время работаете?

— Да, мы много раз приезжали на сбор в Италию и работали там с ним. Массаж — очень важная часть восстановления. Когда ты не можешь добавить в штанге, в каких-то упражнениях — делаешь все максимально. Если будешь делать больше — будет уже просто износ организма, скажем так. В этот момент должны вступить хорошие массажист, доктор и восстановительные процедуры. Это основная помощь организму, это дает большой прирост в результате и восстановлении.

 

— Он был там, потому что там готовились итальянские легкоатлеты, с которыми он работает? Почему он был именно в Натале?

— Он работает с украинским тренером Петровым, у него в Бразилии ученик Тиаго Браз, который стал олимпийским чемпионом. Они поехали туда готовиться, мы поехали к ним, попросились. Большое спасибо Виталию Петрову, который помог организовать это все. Было непонятно все: куда ехать, что делать. Я знал, что туда едет массажист, будет работать в команде там. Мы напросились, скажем так. Очень хорошо, что нас бразильцы смогли принять. Но кто же знал, что будет этот ветер?

 

— Они тоже, может, попали не в те условия, на которые надеялись, я так понимаю? Риск заболеть есть у всех...

— Да, но, возможно, это был бразилец, который привык к этому климату. Не забывайте, что он приехал домой, в свою страну.

 

— Он из того же города?

— Из другого, но все равно это его континент. Это как для нас приехать, например, в Швейцарию или Германию. Было бы все равно намного легче, чем лететь в абсолютно другое место.

 

 

— Виталий Петров при том, что тренер по прыжкам с шестом, может дать какой-то совет? Или это не принято? Или он только с прыгунами с шестом работает?

— Конечно, это тренер высочайшего класса, всегда приятно послушать совет. Он действительно знает, разбирается не только в шесте. Я знаю, что давно к Олимпийским играм, когда еще был Советский Союз, он воспитал на этапе подготовки кого-то из прыгунов в высоту. То есть это разносторонне развитый человек, всегда приятно быть рядом, смотреть на это все, делиться опытом.

 

— Он Вам что-то подсказывал?

— Конечно, есть мнение, которое приятно услышать.

 

— Ваш тренер — Ваш отец Виктор Бондаренко. Есть ли кто-то еще в тренерском штабе?

— Нет, мы вдвоем работаем. Я считаю, что это дает максимальный результат. Поначалу была группа. Потом, когда я остался один, когда выезжал на сборы, было тяжеловато, потому что ты наедине с собой на тренировке. Это не очень легкий процесс. Если ты работаешь с кем-то — есть эффект борьбы, даже в тренировочном процессе, так веселее. Одному первый год-два было очень сложно.

 

— Это о каком возрасте Вы говорите?

— После 2013 года появилось больше заграничных сборов, куда мы ехали вдвоем, допустим: я и тренер.

 

— А на молодежные чемпионаты мира, Европы Вы без персонального тренера ездили, в составе сборной?

— Сборы были в Евпатории в то время, в основном туда ездили. А на соревнования тренера не брали тогда, насколько я помню. В 2013 году, когда рассчитывали на золотую медаль чемпионата мира, уже взяли. До этого в Лондоне не было, на молодежном чемпионате, где я выигрывал, тоже не было.

Сейчас, я считаю, ситуация налаживается. Сейчас больше людей выезжало на сборы, в этом году вообще грандиозное количество было. Не обязательно спортсмены самого высокого уровня. а и просто участники Олимпийских игр или своих чемпионатов выезжали и в Турцию, и в Африке были люди наши, не только я езжу. Это приятно, это хорошо. Раньше была такая ситуация: вы сначала научитесь плавать, а потом мы вам воду в бассейн нальем. Сейчас лучше все происходит.

 

— Вы имеете в виду, что в самой Федерации легкой атлетики изменился подход?

— Появилось много сборов — это основное.

 

— Когда прыгуны делают первые шаги в карьере? Когда Вы пришли в этот вид спорта? Раньше Ваш отец этим занимался?

— Папа занимался многоборьем, но и разбирался в прыжках в высоту. Он прыгал десятиборье 2,16 в высоту. Для десятиборца это очень высокий результат.

 

— Соответственно, он хотел, чтобы Вы занимались прыжками?

— Да. Мне хотелось, мне нравилось это. А самое главное — у меня это получалось. Я был на других занятиях: танцы, скрипка, плавание. Ко всему этому не лежала душа. А пришел на тренировку по прыжкам, через два-три месяца были соревнования, я попал в призовое место — вау, классно, надо еще! А к чему стремиться? Потом посмотрели, что есть соревнования, куда-то можно поехать. Самая интересная поездка была в 2005 году в Италию, это первый выезд за границу. Проходил европейский олимпийский фестиваль, тогда я стал вторым. Воспоминания об Италии сильно отложились в голове. Будучи всегда в Украине и выехав за границу, посмотрев на другой мир, первый раз пролетев на самолете, я испытал непередаваемые ощущения. Запомнилось очень вкусное мороженое, паста или пицца. Другая жизнь открылась. После этого я приехал и сказал, что хочу летом тренироваться, не хочу ехать к бабушке в деревню и помогать там. Я хочу заниматься спортом.

 

— Свой первый прыжок, когда были еще ребенком, Вы помните?

— Думаю, что в соревнованиях это было 1,50 или 1,55.

 

— Вам было сколько тогда?

— Где-то 12-13.

 

— Первые соревнования?

— Да. Это был чемпионат области.

 

— Когда Вы почувствовали, что отец доволен вами?

— Первое, чем я занимался — многоборье. Помню, что бежал барьеры, спринт 60 метров, толкали ядро и 600 метров в конце. Самое яркое воспоминание у меня — когда бежишь 600 метров — и развязывается шиповок. И думаешь, что дальше делать. Я боялся, что мне будет тяжело, а получилось так, что я весь бег думал о том, что делать с шиповком.

 

— Когда решили заниматься прыжками, а не десятиборьем?

— Когда понял, что для десятиборья нужно очень много тренироваться, с утра до вечера. Это технически десять видов спорта. Мне в своем виде тяжело найти правильную техническую работу. Травмы, еще больше нагрузка — и я понял, что не потяну это.

 

— С тех пор Вы, наверное, сочувствуете семейству Касьяновых?

— Да, это очень тяжелый труд. Я всегда с большим удовольствием смотрю многоборье, потому что папа привил мне любовь к этому виду спорта. Если ты понимаешь, что там происходит (борьба, кто как бежит, особенно — последние виды) — это очень увлекательно и интересно.

 

— Как у нас могут появиться новые дети, которые будут заниматься прыжками? Где дети в Украине могут заниматься прыжками в высоту так, чтобы их это заинтересовало?

— Для начала дети должны захотеть этого. Как можно захотеть заниматься тем, о чем не знаешь? Сначала нужно показать детям и их родителям, что есть такой вид спорта, как прыжки в высоту. Для этого нужно провести показательное выступление, как я предлагаю, на площади, допустим, какой-то турнир. Чтобы люди в выходные, гуляя, увидели, что что-то происходит, подошли, посмотрели. Если ребенку понравится, он скажет: «Мама, я хочу вот так, как дядя». Вот тот момент, когда человек может захотеть этим заниматься. Важно, чтобы в этот момент проявили инициативу тренеры, в конце мероприятия сказали: «Приходите, будем заниматься!». Тем более у нас легкая атлетика — бесплатная секция, скажем так. То есть не нужно платить деньги за то, чтобы ребенок занимался. У нас двери открыты для всех. Приходите, занимайтесь!

 

— Это интересная идея. Вы предлагали ее кому-то?

— Я хотел бы провести соревнования в Харькове. У нас есть школа легкой атлетики, школа прыжков в высоту. У нас есть отличная площадь, где это было бы очень хорошим мероприятием. Но пока что у меня не доходят руки до этого, потому что есть своя карьера. Провести соревнования сложно, это много мороки, нужны спонсоры. Самое сложное — финансовая сторона. Нужно пригласить кого-то, позвать иностранцев, тогда это будет интереснее. Чем интереснее будет — тем больше эффекта даст это. Но нужны и большие вложения, и организационно это очень сложно.

 

— В этом плане могла бы помочь и власть, если есть заинтересованность. Госпоже Светличной, когда вы встречались и Вам подарили квартиру, не предложили это?

— Еще нет. Сейчас мысли больше о своем лечение, о своей спортивной карьере. Возможно, нужно выделить под это какой-то сезон, время. Этим нужно серьезно заниматься, это довольно длительный процесс. А я не знаю, что у меня будет через день-два.

 

— Проблемы со ступней у Вас возникли еще в юном возрасте. В чем именно проблема?

— Биомеханически нога ставится в отталкивание, у меня чуть-чуть неправильно. Получается неадекватно большая нагрузка на те места, где в обычной жизни нет такой нагрузки. За счет этого происходит травмирование, кость касается кости с одной стороны, а с другой стороны растягивается мышца — и с каждым прыжком надрыв все больше, и это в итоге дает очень плохую стабильность в голеностопе. Меня начало беспокоить это в 2005 году, и до 2009-го это нарастало, после чего пришлось сделать частичную замену связок, сухожилий. Больше операций не было. Есть какой-то ресурс этих мышц. Я не могу поменять эту технику, потому что у меня нет возможности тренироваться не в соревновательный период, а в подготовительный. Если я буду прыгать в подготовительный период — меня, может быть, не хватит до соревновательного. У меня уже будет болеть. Поэтому приходится прыгать только на соревнованиях тогда, когда не получается сделать правильную работу над ошибками. Потому что в соревновании ты хочешь достичь наивысшего результата, и очень тяжело думать о технических моментах. Поэтому получается такой замкнутый круг.

 

— Связки не отторгаются? Не нужно иммунодепрессанты принимать?

— Нет. Сложно было первые три месяца. Наверное, полтора месяца был в гипсе. Мне поэтапно было сделано: сначала с одной стороны, потом с другой. В итоге через полтора-два года я чувствовал себя на уровень лучше.

 

— Это уникальный момент, это не может не впечатлять. Из-за этой травмы Вы должны постоянно думать, какое количество прыжков сделаете и на тренировке, и на соревновании. Вы постоянно с этим живете и при этом демонстрируете высокие результаты. Очевидно, что есть талант, который позволяет Вам так высоко прыгать. Обычно думают, что спортсмен достигает результатов благодаря большому количеству работы, а Вы обязаны экономить силы, да?

— Это получается, как у машины — есть резина, которая заканчивается, рано или поздно она сотрется. Точно так же и человеческий организм. У нас нет хорошего научного исследования спортсменов из Украины, по крайней мере мы с тренером их не нашли. Мы нашли где-то за границей. Но все равно неправильно, что нет такой системы. То есть индивидуально каждый пытается что-то найти, изобрести. А это должны быть большая система. Это не дает грамотно тренироваться. Я понимаю, что у меня есть какой-то ресурс. Если я не могу продлить этот ресурс, как делают в более развитых странах, которые находятся на уровень впереди в плане восстановления, массажа, процедур, там совсем другие аппараты, я понимаю, что у нас нет такой возможности. Нужно экономить, соревноваться только там, где нужно. У нас нет возможности ехать на все соревнования, на которые хотим. Мы знаем, что нужно прыгать сегодня, а потом неделю-три желательно отдохнуть. Я не выступаю в зимний период (на чемпионатах мира), потому что в это время прыгают сегодня и на следующий день, то есть нет ни дня отдыха. На летних соревнования (на чемпионатах мира, Олимпийских играх) есть день отдыха, который мне дает как-нибудь прийти в себя. Ты прыгаешь, идешь домой быстро и восстанавливаешься.

 

— Если бы не болезнь, Вы бы готовились прыгать на уровень 2,40-2,41?

— Думаю, что в тот момент, судя по объективным тестам, которые проводили за 10-12 дней до соревнования. Это была моя лучшая форма за всю карьеру.

 

— Выходили на пик?

— Да. В этом сезоне мы начинали с невысоких результатов, ставку делали на Олимпийские игры, ведь это событие четырехлетия. Мы заведомо сначала делали работу, которая даст в конце, где нужно, лучший результат. Так и получилось. Мы рискнули, показывая слабый результат в начале, но под Рио было... Знаете, бывает такое чувство, что ты можешь все, сила у тебя в руках, все у тебя на лучшем уровне. Такой момент был перед Рио, и это было лучшее для меня с точки зрения возраста. Для мужчины 26-27 лет — пик в нашем виде спорта. Это было то состояние, когда я думал, что это должен был быть мой личный рекорд. Но имеем то, что имеем.

 

 

— Вам 27 лет. На Олимпиаде в Токио Вам будет 31. Я вижу, что Вы полны решительности идти дальше, к своей олимпийской мечте...

— Конечно. Это как Лондон-2012, когда у меня был такой же результат, как у третьего, он мне дал надежду. Я понял, что медаль была очень близко и что соревноваться со спортсменами высочайшего уровня реально. И это дало толчок к хорошим результатам в 2013 году, буквально через год, когда есть понимание, что это было так близко. Я надеюсь, что эта Олимпиада мне точно так же даст мотивацию, толчок к чему-то большему. Осталась нереализованная золотая медаль. Я надеюсь, что это даст возможность подготовиться к Токио лучше, учитывая все сложности, ошибки. Нужно провести работу над ошибками, знать, как лучше сделать. Возможно, нужно чем-то больше жертвовать, делать какие-то другие действия, которые дадут возможность не допустить тех ошибок, как было в Натале. То есть нужно более грамотно проводить сборы.

 

— Вы говорили, что личных массажиста и доктора в Вашей команде нет. А у атлетов Вашего уровня есть своя команда: врач, массажист, аналитик, человек, который способен анализировать и разбег, и траекторию полета. Вы в одном из интервью рассказывали, что итальянцы показали распечатки, где Вы могли посмотреть это. Вы сами не можете за это платить. В Украине расчет разве что был бы на спонсора, но спонсора найти сложно...

— Да, это непросто — найти человека или компанию, которой это было бы интересно. Это должен быть человек, который любит спорт. Наше государство, по-моему, не создает особых благ. Если это будет спонсорство, то нужно делать какие-то поблажки для этих предпринимателей. Насколько я знаю, у нас таких законов нет, поэтому людей очень сложно заинтересовать, вовлечь. Другое — донести информацию до этих людей, сказать, что есть люди, которые готовы показывать высокий результат, прославлять страну, ту компанию. Но, видно, не те рамки в Украине, нет узнаваемости. Многие футболисты имеют эти контракты. Нет такой раскрученности нашего вида спорта и нас. Хотя мы показываем на мировой арене несравнимо лучшие результаты, чем тот же футбол у нас. Тем не менее имеем абсолютно разные заработки.

 

— Вспомните Ваш 2013 год. За счет чего тогда все так классно складывалось? Это был год Вашего выхода на мировой пьедестал легкой атлетики...

— Думаю, это было связано с тем, что после Олимпийских игр в Лондоне мы решили, что нужно для подготовки к Рио тренироваться спокойнее в 2013 году, не ставить больших задач. То есть это должен был быть год отдыха. После олимпийского цикла нужно позволить себе один год немножко расслабиться, чтобы не было нагрузки. Так получилось, что на этом расслаблении установил личный рекорд на первых соревнованиях, норматив на чемпионат мира. Тогда в первом старте было желание выполнить норматив на чемпионат мира. В течение сезона эта цель менялась. Сначала норматив, потом нужно попасть в финал, потом медаль, потом золотая медаль. Тогда не было сильного давления со стороны страны, родных, близких. В последующих стартах уже все ожидали. После Рио сказали: «Мы рассчитывали на золотую медаль. Почему не золотая?». Такая мысль была. Но тогда не было этого напряжения, можно было расслабленно выступать, просто показывать то, что ты можешь. То есть было легче психологически. После этого стала борьба за этот рекорд, был ажиотаж: «Как это не 2,40? А почему так происходит?». Это грандиозный результат — 2,40. Нужно понимать, что такое не бывает каждый день, тем более — если есть какие-то проблемы со здоровьем.

 

— Вам сложно выдерживать психологический прессинг, внимание от общества?

— Да. Но последние два года не получал от этого негатива, потому что были проблемы со здоровьем, поэтому решал только эти проблемы. Ты уже не задумываешься над тем, кто что говорит, какие есть вокруг обсуждения, а решаешь свою проблему. Если ты ее не решишь — никто не решит. Поэтому этого давления сейчас было не много.

 

— Когда Вы не берете с первой попытки высоту, Вам сложно побороть это психологическое давление?

— Я считаю, что мне это дает пыл. Тяжело прыгать самому. Если соперники закончили соревнования, это не дает большого стимула. Но когда начинается борьба, когда понимаешь, что нужно отыгрываться — тогда всем лучше. Фанаты и организаторы соревнований получают шоу. Спортсмены тоже показывают наилучшие результаты. Я считаю, что лучший результат можно показать только в этой борьбе — когда играет адреналин, когда ты понимаешь, что ты либо пан, либо пропал. Это те моменты, когда ты выходишь и чувствуешь, как сердце бьется, от пяток до ушей ты чувствуешь сердцебиение. Это дает тебе совсем другие эмоции, другую силу. Здесь главное — чтобы все части это выдержали, чтобы нигде ничего не поломалось.

 

— Когда у тебя учащенное сердцебиение, не переживаешь, что допустишь ошибку — и это приведет к тому, что планка упадет?

— Когда ты в хорошей физической форме, то чувствуешь каждое свое движение, делаешь так, как надо. Мне кажется, время немножко замирает и дает больше времени, чтобы подумать, сделать. Хотя визуально это будет очень быстро. Есть такие моменты, когда в последний миг перед планкой кажется, что мир остановился, чтобы ты оттолкнулся и сделал прыжок лучше.

 

— Когда третья попытка, есть разница? Две предыдущие — неудачные. В третьей сложно собраться, сконцентрироваться?

— В третьей очень тяжело. Иногда у меня бывает такая ошибка, что бежишь вперед, так сильно хочешь, что технически делаешь неправильно, это срывает весь прыжок. Бывают моменты, когда нужно успокоиться, выдохнуть — и вперед.

 

— Вам лучше, когда болельщики хлопают или когда тишина, чтобы никто не мешал?

— По-разному бывает. Когда ты очень уставший, не можешь завестись, хлопаешь — и фанаты помогают тебе, дают свою силу. Ты чувствуешь эту энергию — и показываешь лучший результат. По крайней мере, тебе кажется, что ты более сильный. А бывает такое состояние, когда ты и так в отличной форме — тогда хочется сконцентрироваться, чтобы сделать все правильно. В таком случае лучше в тишине.

 

— Но бывают же такие моменты, что могут бежать, например, или стартовый пистолет выстрелит. У Вас были такие случаи?

— Бывало.

 

— Это, наверное, очень сбивает?

— Да, но все равно ты концентрируешься на своем виде. Часто, когда ты выходишь уже на высокий уровень, в конце соревнований бывает такое, что стадион замирает, камера направляется на тебя, могут задержать чей-то забег. Когда идет речь о серьезных результатах, как было в Москве, на 2,46 была тишина. Ты концентрируешься, слышишь, как ты бежишь по резине.

 

— Вопрос от читателя. Выставляете ли Вы планку 2,46 на тренировках? Или это не повод на тренировках ставить 2,46?

— Как я уже говорил, есть проблемы со стопой, возможности много прыгать на тренировке нет. Я делаю одну-две тренировки перед сезоном. Больше просто нет возможности, потому что это доставляет боль, плохие эмоции. Поэтому поставить большую высоту на тренировке не получается. И невозможно прыгать мировой рекорд на тренировке, нельзя себя там смотивировать. Я считаю, если ты прыгаешь на тренировке 2,40, то на соревнованиях ты должен прыгать на 2,50. Лучший результат, который я прыгал на тренировке — 2,29 или 2,30. Выше никогда не прыгал. Выходя на соревнования, должна быть большая прибавка за счет эмоций.

 

— То есть на тренировке отрабатывается техника, а не высота?

— Да. Получается, что есть и техническая сторона, и физическая. Физически ты должен быть готов в любой момент, всегда. Поэтому нужны технические тренировки. Их удается делать только тогда, когда есть соревнования.

 

 

— Вопрос от читателя. Кто был Вашим кумиром в детстве? А может, и есть? Или образцом спортсмена, который Вас вдохновлял, мотивировал?

— Прыжки в высоту — это было основное мое направление в детстве. Мне тогда стало интересно, сколько вообще прыгали, какой предел. Тогда еще, будучи маленьким, где-то посмотрел видео, как прыгает Сотомайор. Конечно, когда услышал истории, как он мог на одной ноге прыгать 1,06 барьеры, он для меня тогда стал образцом. Я смотрел, хотел делать так, как он, и лучше.

 

— Я еще вспомню о Рудольфе Поварницыне, который до Вас 2,40 прыгнул. Это был и мировой рекорд длительное время, и рекорд Украины, конечно. Вы с ним знакомы лично?

— Да, конечно. Он много помогал нам советом, делился своим опытом, интересной информацией. Прислушиваемся к его словам.

 

— Он же живет в Киеве?

— Да.

 

— То есть в принципе вы общаетесь?

— Я мало бываю в Киеве. Я в Харькове. Поэтому тяжеловато.

 

— По телефону, по Skype общаетесь?

— Папа имеет контакт с ним.

 

— Я помню Олимпиаду-88 в Сеуле, тогда олимпийским чемпионом стал Авдеенко. Поварницын был бронзовым призером. С этим прыгуном Вы не знакомы?

— Так проходят соревнования, что, возможно, ты и был знаком, но это все перекручивается...

 

— Как Вы оцениваете Дерека Друэна? Ему больше повезло, чем он заслуживает?

— Нет.

 

— Он последние годы конкурирует с Вами, с катарцем...

— Я думаю, что это вполне заслуженная медаль для него, потому что он целенаправленно готовился к Олимпийским играм. У него были не супер выдающиеся результаты перед Олимпийскими играми, а после — он закончил сезон, не поехал никуда. Видно было по нему, что человек приехал в Рио за медалью, он чувствовал себя уверенно. Я могу только по-доброму позавидовать, что он умеет так подвестись к нужному старту, показать результат на уровень лучше, чем в предыдущих соревнованиях. Я считаю, что это больше работа научных сотрудников. То есть должно быть исследование. Мы, допустим, едем на сборы, и мы на 100% не уверены, когда нам нужно там начать тренироваться, сколько времени тренироваться. У нас нет элементарного понятия, что будет лучше для организма. Мы можем сделать анализы. А кто грамотно их посмотрит, рассмотрит, расскажет, объяснит человеческим языком? Спортсмены и тренеры не могут быть всеми в одном лице, разбираться в биохимии, фармакологии, быть массажистом. Это невозможно просто. То есть должны быть узконаправленные специалисты, профессионалы своего дела. Если мы сможем собрать вокруг себя такую команду — думаю, мы могли бы выходить на самые хорошие результаты, где это нужно.

 

— Сколько нужно платить такому научному сотруднику? Его нужно приглашать из-за границы или они есть и в Украине?

— Есть и в Украине, но думаю, что эти люди работают, например, с футбольной командой. Они могут позволить платить хорошие деньги. У нас в сборной, я считаю, маленькие зарплаты для массажистов. Человек получает 3000 гривен и едет за границу, там работает, не видит семью. Это изнурительная работа: массажисты нашей сборной в семь утра уже на стадионе, возвращаются потом домой и до часу делают массаж. Это колоссальная работа за маленькие деньги. Герои те люди, которые работают в этом ритме. За границей есть такое понятие, как массажисты мануальщики, которые могут делать, допустим, иглоукалывание на высоком уровне. То есть когда тебе больно, неприятно, то он может расслабить мышцы иголочкой. Это заменяет то, если бы он десять минут мял руками и делал больно. Если болит, допустим, колено, у нас массажист может мять это место. А причина, допустим, в стопе. Квалифицированный специалист тебе вылечит причину, а последствие само пройдет. А у нас могут очень долго лечить последствия, а до причины так и не доберутся. Должны быть люди высочайшего класса, которые понимают, ты заходишь в комнату — а он уже тебе говорит: «У тебя таз перекошенный, а перекошен, потому что у тебя одна нога короче. А еще стопа у тебя смотрит наружу, потому что другая мышца натянута». Ты заходишь — и видишь, что это специалист высокого уровня. Нужны такие люди. А зарплату такие люди получают... В Европе, допустим, где мы работали, чтобы забрать этого человека с собой, нужно платить зарплату две-три тысячи евро. Плюс нужно оплатить для него сборы. А он должен быть с тобой с утра до вечера, чтобы следить за твоим состоянием, поддерживать тебя. Поэтому мы едем в Натал, единоразово платим за массаж — и получается вот такой вот компромисс. Очень тяжело соревноваться на таком высоком уровне с канадцем, катарцем, которые имеют очень хорошее обеспечение и могут себе многое позволить. Голова у них об этом не болит, как у нас.

 

— Вы с отцом с начала Вашей карьеры. То, что Вы тренер и подопечный, не влияет на ваши взаимоотношения отца и сына? Или вы можете на работе переключиться, поговорить как отец с сыном?

— Это постоянная работа, которая длится с утра до вечера. Но это та работа, которая нравится — это самое главное. Я считаю, что и я занимаюсь своим любимым делом, и папа. Если встречаются две личности, которые направлены на результат — можно достичь больших успехов. Отношения сын-отец у нас на хорошем уровне, потому что мы вместе, у нас одни цели. Много спорта у нас есть в обычной жизни. Помимо тренировки, мы все равно вечером обсуждаем, как лучше завтра подойти. Я считаю, что это очень хорошо. Теперь мы хотели бы найти массажиста, доктора, которые смотрели бы в одном направлении с нами, тоже были энтузиастами. Людей на зарплату 3000 гривен очень сложно найти не энтузиастов. Нужно найти профессионалов высокого уровня, а для этого нужно найти хороших спонсоров.

 

— Какие-то другие виды спорта любите, смотрите?

— Да, конечно. Следили за борьбой, за греблей, это было интересно. Наши синхронистки из Харькова выступали, в шаге от медали были девочки. Из зимних видов спорта нравится биатлон, там есть элемент многоборья. Все это доставляет удовольствие.

 

— Этой зимой Вы будете продолжать лечение, реабилитацию, так что будете иметь возможность наблюдать за выступлениями наших биатлонисток и биатлонистов...

— Да, будет время. Этот сезон был напряженным, поэтому сложно было выделить время.

.

— И напоследок, скажите, 2,46 — это реально?

— Конечно. Нужны хорошие люди, хорошее настроение, поддержка — и все будет.
 

Наибольший вклад в мой успех, безусловно, сделал мой папа. Но вдвоём выигрывать медали было бы сложно. В подготовке на той или иной стадии нам оказывали помощь Харьковская ШВСМ по легкой атлетике, Департамент по делам молодежи и спорта Харьковской облгосадминистрации и, в частности, его директор Виталий Кириленко, в своё время также поднимавшийся на пьедестал чемпионата мира по лёгкой атлетике; Игорь Райнин, до недавнего времени занимающий пост главы Харьковской облгосадминистрации; мой спонсор, президент фармацевтической фирмы «Фито-Лек» Сергей Куценко; ФСО «Динамо», которое я представляю. Помимо папы немалую роль в моей подготовке сыграли ещё два тренера – гостренер сборной Вячеслав Тыртышник и исполняющий обязанности главного тренера по прыжкам Александр Романюк. Отдельная благодарность хранительницам душевного равновесия, медиа-феям Ольге Николаенко и Людмиле Якушевой.

Огромную работу делает наш менеджер, Айвар Каротамм, со своей командой, а также врачи и массажисты из Эстонии и Италии. Им большое спасибо! И не меньшая благодарность ФЛАУ и Министерству мололежи и спорта Украины за помощь в обеспечении необходимым сборами, а сотрудникам тренировочных баз, на которых мы их проводили: они всегда шли нам на встречу, а в случае возникновения каких бы то ни былой вопросов обязательно старались нам помочь и решить их все.

 

Беседовал Александр ГЛЫВИНСКИЙ, текстовая версия — Дария ОДАРЧЕНКО