Беленький – на смерть Мохаммеда Али

Я думаю, что он уже в раю. Он сделал много добра и свое место там заслужил. А за свои грехи, которых тоже хватало, он ответил еще при жизни.

Он умирал так долго, что сам процесс перехода от жизни к смерти превратился в какое-то плаванье, которое со временем стало казаться бесконечным. Умирали один за другим его бывшие соперники, Джо Фрезер, Кен Нортон, Рон Лайл, которые в разных телешоу казались рядом с ним давно превращенным болезнью Паркинсона в живой труп, молодыми и здоровыми, а он все жил.

Когда он еще мог говорить, он как-то сказал: «Люди думают, что я страдаю. Я хочу, чтобы ко мне вернулось здоровье, но я не страдаю. Что, если бы я по-прежнему был суперменом? Если бы я выиграл два последних боя, если бы у меня не было проблем со здоровьем? Я бы по-прежнему говорил, как раньше. Пытался бы угнаться за своим собственным имиджем, давал бы интервью, занимался бы рекламой, читал речи. Я бы, наверно, был несчастен. Я бы не был человеком».

Сознание угасало в нем постепенно, как и физические навыки. Он смотрел на мир остановившимся взглядом, но в нем вдруг проскальзывала искра, он улыбался, успевал сделать какой-то шуточный жест, люди, находившиеся в зале облегченно вздыхали, смеялись, но тут его взгляд снова потухал, и смех обрывался, как будто кто-то выключил звук.

Люди смотрели на него, даже не руину былого, а песок от руины, и видели его прежнего. Такого, каким он был в середине 60-х, молниеносного, элегантного, как танцор, бьющего из немыслимых положений, укладывающего своих соперников одного за другим, но при этом нестрашного. В нем никогда не было жестокости, и поэтому его не боялись даже тогда, когда он был абсолютно непобедимым.

А когда в 70-е он перестал быть непобедимым, он стал по-настоящему великим. Подсела скорость, бывшая его главным козырем, но он компенсировал ее таким фантастическим мужеством, которое даже в ринге приходится видеть крайне редко. Именно это мужество позволило ему выиграть два боя из трех у Джо Фрезера, в том числе последний, знаменитый “Thrilla in Manila”, возможно, вообще лучшей бой в истории бокса, и бой с Джорджем Форменом. Последний памятен еще и тем, как в 8 раунде, вконец измотав соперника, он нанес последний разящий удар справа, и Формен как будто завис в воздухе. Это был нокаут на ногах. Момент страшный. Все бойцы в таких случаях идут на добивание, последствия которого могут быть поистине ужасными. А он добивать не стал. Он кружил над долго опускавшимся на пол Форменом и не бил.

Он был выдающимся общественным деятелем. Сейчас принято вспоминать, как, борясь за права афроамериканцев, он частенько перегибал палку, но, в отличие от многих, он потом за это извинялся. И потом – он имел право перегнуть палку как человек, которого в 1960 году, уже Олимпийского чемпиона, не пустили в ресторан в родном Луисвилле, штат Кентакки. После Мартина Лютера Кинга он сделал для своей расы, наверное, больше всех.

Америка сегодня плачет. И мир плачет. Плачет чистыми слезами, которыми оплакивают только хороших людей. Плачут и те люди, которые родились гораздо позже того времени, когда он был в зените своей славы. Реки слез проливают боксеры и вообще люди, которые никогда не плачут. И ничего удивительного в этом нет. От нас ушел большой человек. От нас ушел великий дух. От нас ушел Мохаммед Али.

Александр БЕЛЕНЬКИЙ