335 дней в плену у боевиков

Эти 335 дней экс-футболисту «Асмарала» и «Луча-Энергии» никогда не стереть из памяти: в 1998-м ехал гулять на свадьбу к друзьям, а угодил в плен к чеченским бандитам. Его пытали, в него стреляли, на его глазах умирали люди, да и сам он неоднократно прощался с жизнью. А в это время его друг – футболист «Динамо» Сергей Гришин поднимал на ноги кого только можно, чтобы помочь пленнику. И они победили. Два Сергея рассказали «ССФ», как это было.

 

Сергея Медведева в футбольной тусовке знают хорошо. 1973 год вышел урожайным на таланты: Сергей Гришин, Денис Клюев, Ансар Аюпов, Глеб Панферов, Андрей Талалаев и Алексей Шиянов по юношам выиграли все что можно. Почти все они прошли через «Асмарал» – там и сдружились. Правда, карьера Мёда (так его называют друзья) длилась недолго.

 

– Впервые я увидел Серегу в 1979 году – мы поступили в торпедовскую школу на Автозаводской. Каким запомнился? Да обычный смешной паренек – нам было-то по шесть лет всего. Наши первые тренировки – это дыр-дыр. Но сдружился я именно с ним и еще с одним пареньком – Денисом Бутурлакиным. Так втроем и общались. Я в то время уезжал учиться в Германию, а летом возвращался в Москву. Сразу искал Медведя. Когда повзрослели, сдружились еще крепче. Да и жили рядом:  он – на Каховке, а я – на Автозаводской.

 

Когда исполнилось по 20 лет, нас обоих занесло в Кисловодск, где у владельца Аль-Халиди была вторая команда, игравшая в первой лиге. Я туда попал из «Асмарала» московского, после того как получил красную карточку и длительную дисквалификацию. Мне предложили поехать в Кисловодск. Я согласился, ведь там уже играл Медведев. 

 

После того как Медведев расстался с футболом, его жизнь ничем не отличалась от жизни сверстников непростых лет середины 1990-х: бесцельные тусовки со сверстниками, случайные заработки. Пока ему не вздумалось съездить к другу в Ингушетию на свадьбу.

 

– Ингушетия – это вам не Москва. Там гуляют – так гуляют! Дни и ночи напролет. У нас одна свадьба плавно перетекла в другую – друзья друзей тоже расписались. Шел восьмой день празднеств. Застолье, танцы-шманцы. Я вышел покурить за усадьбу обычного деревенского двора. Не успел как следует затянуться – подлетели две машины. Затолкали, дали прикладом по голове и повезли.

 

– Нет. Видимо, пока я там неделю находился, кто-то стукнул «нужным» людям, что из Москвы приехал футболист. Для чеченских бандитов слово «москвич» – призыв к действию. Они думают, что все москвичи – миллионеры. Если не сами, то родственники или друзья точно. Так что есть с кого содрать приличный выкуп.

 

– Абсолютно. Даже слушать не будут: удар в голову – и до свидания. Заломили мне руки, надели наручники и бросили в ноги на заднее сиденье «шестерки». Причем наручники стерли кожу и мясо до костей – я терял сознание от боли. Понимал, что ничего хорошего меня не ждет. Когда пытался приподнять голову, тут же получал удар прикладом автомата и слышал: «Лежи и молчи! Твоя жизнь закончилась».

 

– Все это пришло позже. В тот момент кроме боли была неопределенность. Понимал, что все плохо, но насколько – не знал. На протяжении четырех часов в пути мог только гадать, что будет дальше. Иногда краем глаза видел горы, ущелья. Но чаще – темноту.

 

– …бросили в подвал, предварительно хорошенько избив. Сначала я сидел там один, через какое-то время привезли еще одного пленника. Нас периодически «обрабатывали». Невыносимо тяжелое испытание. Сломали психику в два счета! Какие же они сильные психологи, скажу я вам. Они что угодно могут сделать с человеком. Находят такие слова, после которых жить не хочется. И возра-
зить, объяснить им что-то просто нереально – они неадекватны.

 

– 29 сентября 1998 года «Динамо» играло на выезде в Кубке УЕФА со «Сконто». После матча я вернулся домой около трех ночи. Захожу – свет горит, моя супруга Гетта рыдает. «Что случилось?» – спрашиваю с порога. «Мне вечером позвонил какой-то нерусский, требует миллион долларов за Медведева. Его похитили», – ответ вогнал меня в ступор. Я сразу же бросился звонить родителям Мёда. Трубку никто не брал – ночь на дворе. Дождался утра. Сначала съездил в Новогорск на тренировку, потом поехал к родителям. Они уже были в курсе. Все в панике. Что делать – никто не знал. Я их кое-как успокоил, пообещал поговорить с Сергеем Степашиным – главой МВД. Он тогда, как и сейчас, имел отношение к «Динамо». Кажется, входил в попечительский совет.

 

Но как достать Степашина? Даже будучи игроком «Динамо», сделать это непросто. Кому звонить? Я попросил президента «Динамо» Николая Толстых как-то связать меня с ним. Сначала что-то не получилось, а потом мы встретились после первой же домашней игры (17 октября, матч с «Аланией». – Прим. ред.). Прошло уже две недели. Тяжело было тренироваться и играть, понимая, что друг в плену. Но что делать? В итоге после матча на стадионе я переговорил с Сергеем Вадимовичем. Он пообещал взять дело под свой контроль. Сказал, что в течение двух дней пригласит на прием маму Сергея, и оставил координаты, куда позвонить. Я тут же со стадиона перезвонил маме Медведева и все ей рассказал. Игра была в субботу, а в понедельник они уже общались со Степашиным. Сработали быстро.

 

– В подвале дома. Первые полгода я вообще не выходил оттуда. Не было света, условий.

 

– Дырка у нас была в потолке – через нее нам раз в три дня кидали буханку хлеба и кусок сыра. Могли забыть о нас на две недели. Иногда так пить хотелось – сил не было. Я стены влажные облизывал, ловил каждую каплю. Но все это ерунда по сравнению с тем, когда слышал приближающиеся шаги. Они не предвещали ничего хорошего. Я боялся. Могли запросто шлепнуть, и все.

 

– Как я потом узнал – да. А тогда я сидел в подвале и думал: «Вот сейчас ворвется в этот дом отряд спецназа, уложит всех – и меня вытащат». Но кто на самом деле вообще мог знать, где я нахожусь? Какое село? Где этот дом? Там годами можно сидеть, и никто никогда не узнает о местонахождении.

 

– Знаю. Это группа Доку Умарова. Где-то через полгода я даже его увидел. Охранявшие меня любили похвастаться, чем только можно, – новыми сапогами, оружием, своим положением в банде. Хвастались и знакомством с Доку Умаровым. Однажды в тот дом, где меня держали, привезли девушку, из-за которой погиб один из бойцов группы. Умаров лично ее допрашивал. Меня вели с очередного допроса, и мы пересеклись. Он остановился и спросил: «Как у тебя дела?». Я ответил: «Спасибо, все хорошо». Пять секунд. Вот и вся встреча. Больше я его никогда не видел.

 

– Полгода. Особенно тяжело пришлось в первый месяц. Били много. Просто так, без лишних вопросов. Для профилактики. Особенно отличалась молодежь. Стало ясно, что переговоры с российской стороной затянутся надолго. Быстро с меня ничего не выбить в плане денег, поэтому бандиты постарше чуть остыли и особо не трогали. А вот молодым бойцам, двадцатилетним, надо было самоутверждаться в глазах старших. Они вдоволь надо мной поиздевались. Сопляки, бл…! Как издевались? То пинка дадут, то приемы на мне начнут отрабатывать. Хотя это еще что… Периодически ставили к стенке и стреляли по мне. Так, чтобы пули в сантиметрах пролетали.

 

– Сергей Степашин оставил мне два телефона, чтобы я каждый раз его не беспокоил. Дал телефон своего помощника и генерала, который непосредственно занимался поиском Медведева в Чечне. К сожалению, его имя я забыл, потому что потерял тот телефон с координатами. Сначала звонил ему каждую неделю, потом чуть реже. Вскоре он сам мне набрал с хорошими новостями –  установили связь с похитителями. Мёд жив, ведутся переговоры. Шли они долго и тяжело, как я понял. Периодически созванивались с матерью и отцом Сережи. Обещал им, что все будет хорошо. Им было тяжело, но они держались. Один месяц тянулся за другим. Как-то повлиять на ситуацию не могли – оставалось только ждать. Конечно, ждали с опаской каждого следующего звонка оттуда. И хотя дело продвигалось туго, мы знали – Сергей жив.

– Не припомню такого, но никогда не забуду, как на моих глазах повесился пленник. Это случилось спустя неделю, после того как попал в плен. Я сидел в наручниках за спиной, привязанный к стене проволокой. Привезли какого-то мужика – вроде русского. Его стали пытать в подвале прямо при мне. Спрашивали про деньги. Обещали руки отрезать (мне они такое тоже постоянно говорили), если не найдет нужную сумму. Приставили кинжал к горлу, но так ничего и не добились. Обещали вернуться со старшим и продолжить «разговор».

 

Я успел немного с ним переговорить. Оказалось, он был каким-то чиновником, связанным с Борисом Березовским. Возил пенсии. Его похитили прямо из гостиницы в Грозном, несмотря на охрану. Как получилось, он сам не понял. В общем, за него можно было «срубить» неплохие деньги. Для чеченцев это был ценный кадр. Но он не выдержал давления. На вид ему было лет пятьдесят. Я отрубился в какой-то момент. Когда проснулся, стал его звать. Он молчал. Пригляделся – он намотал проволоку на шею и удушился. Так мы с ним провели целые сутки. Смотрел я на него и думал: неужели меня ждет что-то подобное?

 

– Постоянно. Я до этого профессионально занимался спортом, еще физически как-то держался. Но психологически устоять под их давлением было невероятно тяжело. Я был близок к тому, чтобы наложить на себя руки. Как можно продолжать жить, если периодически меня обещали порезать на куски, а голову бросить собакам на съедение? Что лучше – умирать мучительно долго или по-быстрому свести с собой счеты? Вопрос для меня был актуальным в тот момент… И я понимал того мужика – не каждый может вытерпеть пытки. Я держался из последних сил. Кстати, тот суицид мне немного помог, если можно так сказать. Видимо, молодежь получила втык, за то что перестаралась. Ко мне стали относиться мягче. Хотя продолжали бить.

 

 

– Да, после нескольких недель заточения начались звонки в Москву. Тактика такая: меня избивают, запугивают смертью, потом подносят ко рту телефон. На том конце – родные. Я что-то пытаюсь сказать, прошу о помощи, прошу найти средства на освобождение. Потом бандиты отбирают трубку и говорят: «Ищите миллион долларов. Не найдете – убьем его». Все, разговор окончен. Меня снова в подвал. Через неделю опять звоним – узнать новости. «Деньги нашли? Нет? Чтобы через три дня нашли три миллиона долларов! Или прощайтесь с сыном». Слышу, мать навзрыд рыдает. Ну откуда у нас такие деньги?! Правда, родителям надо отдать должное – они держались, как могли. С ними специальные органы уже провели беседы, проинструктировали, как отвечать и что делать. Но мне от этого не легче – все разговоры заканчивались избиением и подвалом.  Два дня сижу в неведении. Потом приходят и сообщают: «Все о'кей! Мы договорились. Через два дня будешь дома». Я, довольный, рисовал себе светлое будущее, как в Москву возвращаюсь… Вместо этого через пару дней бойцы приходят, избивают и сообщают, что ничего не получилось. Это убивало. И так – бесконечное число раз. Это было страшно.

 

– Сначала жил надеждой на друзей, родителей, правительство, в конце концов. Я знал, что меня не бросят просто так на растерзание этим волкам. А потом… просто стал жить одним днем. Прожил – и слава богу. Хотя понимал – долго так не протяну. Был момент, когда я практически решился покончить со своим заточением. Прошло уже более полугода, как я был в плену. Меня и еще одного пленного перевезли в другое место – куда-то в горы. Там условия были чуть лучше – хотя бы раз в месяц разрешали мыться. Но мы стали самыми настоящими рабами у чеченцев – нас поднимали каждый день в пять утра и заставляли работать. Мы вдвоем отстроили целую базу вручную. Вот стою я, колю дрова. В руках – топор. Охранник отвернулся, с кем-то треплется. Думаю про себя: вот дать бы ему сейчас по башке, зарубить хоть одного. И понимаю: после этого все и закончится для меня сразу. Зато отмучаюсь…

 

Но самый страшный момент за все время заточения случился чуть позже. Две недели ко мне никто не подходил – только еду закидывали иногда, и все. А тут неожиданно ворвались, очень сильно избили милицейскими дубинками. Просто так, не сказав ни слова. А потом вывели во двор и сказали: «Сейчас мы тебя будем убивать, за тебя отказались выплачивать деньги. Ты нам больше не нужен». Сняли с меня наручники. Я понял, что пришел конец. Они себя так спокойно раньше не вели. Поставили меня к стенке. Я – в полнейшем шоке. Зачем-то спрашиваю у них: «Как вы меня убьете?». «Умирать ты будешь долго, – слышу в ответ, – сначала руки отрежем, потом – ноги. Что останется – сбросим в пропасть». Понимаю, что начинаю сходить с ума. В голове переклинило, я в полной прострации. Не мог даже думать. Просто понимал – сейчас начнется кошмар. Но нашел силы спросить: «Может, вы меня просто пристрелите?». В ответ они только засмеялись: «Не-е-ет, не дождешься! Ты помучаешься перед смертью».

 

Невозможно описать словами чувства приближающейся смерти. Нет таких слов. Наверное, что-то отдаленное к этому состоянию испытывают люди, которым дали молотком по голове: вроде живой, но понимаешь – сейчас тебя не будет. Страшно.

 

– Я просто понимал – это конец. Никаких мыслей в голове не было – ни хороших, ни плохих. Хотя нет, была одна: «Сережа, вот твоя жизнь и закончилась». Минут пять это продолжалось, пока не подошел старший из отряда: «Мы даем тебе последний шанс. Сейчас поедем в Грозный на телефонный пункт. Позвонишь домой, попросишь, чтобы готовили пять миллионов долларов». Мне было изначально ясно – таких денег не найти. Но им этого не объяснишь. Телефоны к тому времени прослушивались ФСБ, что-то там пытались сделать по моему освобождению, но дело особо не продвигалось, наверное. Понимал, что, пока требуют такие суммы, я отсюда никогда не выйду. Но они умеют выжимать по максимуму! Есть определенная тактика переговоров – ею и пользуются. Я не первый и не последний, кого они похищают. По сути, похитители ничего не теряют – держат в неизвестном месте, кормят хлебом. Затраты – мизер. Зато могут срубить миллионы.

 

– Чеченцы готовили наступление на Дагестан. Деньги собирали на вооружение и прочие военные нужды. Потому и похищали в то время очень много людей, особенно иностранцев.

 

– Я уже и не помню, как его звали, но вся история крутилась как раз вокруг него. Он был какой-то шишкой, даже американское правительство занималось его поисками и готовило операцию по освобождению. Но ничего этого не было, если бы не мой друг –  бывший партнер по «Асмаралу» Серега Гришин. Именно он первым забил тревогу. Он в то время играл за «Динамо» и смог добиться разговора с Сергеем Степашиным – министром внутренних дел России. Степашин взялся за мое дело. Благодаря этому про меня не забыли и смогли так провести операцию, что вместе с американцем и меня вызволили из плена.

 

– Конечно. Хотя все случилось не так быстро и очень непросто. Однажды к нашему дому подъехала машина. Было часа два ночи. Меня вывели во двор и сказали, что еду домой. Но это «домой» я слышал миллион раз, поэтому уже не верил словам. Нас повезли. С гор мы приехали к тому самому дому, куда я попал одиннадцать месяцев назад. Я его сразу вспомнил. В подвал, правда, не завели. На моих глазах один человек передал другому обычный пакет, набитый деньгами. Сколько там было? Точно не знаю, но где-то слышал про сумму 150 тысяч долларов. Видимо, столько стоила моя жизнь в тот момент. Меня посадили в другую машину и увезли на окраину Грозного. Заселяют в квартиру обычной пятиэтажки. Заходим. «Поздравляем с освобождением!» – говорит мне один чеченец и… приковывает к батарее наручниками. Я ничего не понимаю.

 

Оказалось, одна банда перекупила меня у другой. Теперь право торгов с российской стороной перешло к этим людям – они оказались посредниками. Час от часу не легче. Честно предупредили, что меня могут снова похитить, так что я должен сидеть тихо и никуда не высовываться, пока идут переговоры. Причем меня могли отбить те, кто только что продал. А вообще таких «голодных» отрядов было очень много по всей Чечне.

Через пару дней меня перевозят в какое-то селение в горах. Прячут. Но там я уже ощутил вкус свободы – я спокойно разгуливал по поселку, общался с соседями. Наконец-то дали бритву – я не брился одиннадцать месяцев. Меня нормально кормили. Но страх оставался – все могло сорваться. И что тогда?

 

К счастью, все закончилось хорошо. Однажды к нашему дому подъехала вереница из шести-семи джипов. Видимо, собрались все местные шишки с охраной. Меня сажают в середину колонны, и мы выдвигаемся. В пути делаем получасовую остановку – ко мне подсаживают того самого американца, вокруг которого развернулась вся история. На него больно смотреть – побитый, с отрезанным пальцем. Кошмар! Наша колонна двинулась в сторону Ингушетии. Привезли в какой-то очень богатый дом. Оказалось, нас там ждет один из руководителей республики Михаил Гуцериев. На каждом шагу – пулеметчики, все бронированное.

 

Заходим в дом – столы ломятся. Я столько еды никогда не видел. Может, мне так показалось, потому что последний год я питался только хлебом и водой. Нас посадили за стол. Я покушал, выпил. А американец-чудак совсем свихнулся, видимо, после пыток. Он попросил только бутылку кока-колы. Гуцериев рассказал, что я должен быть благодарен Сергею Степашину, который держал на контроле эту ситуацию и долбил сколько можно было. Но я-то знаю, кто разогнал всю эту махину...

 

– На правительственном самолете! Диваны, ковры – все это удалось увидеть. В самолете, если честно, я прилично «накатил» с ребятами из СОБРа. Приятно было пообщаться со своими людьми. Полет из Назрани занял два часа, но мои родные ничего не знали – им я позвонил уже из Москвы, когда приземлились.

 

Меня сначала отвезли на Сухаревку – в РУБОП. Там я заполнил какие-то документы. И уже оттуда меня забрали родственники и Серега Гришин. Все были счастливы. Какие здесь нужны слова?! Приехали домой – отметили, конечно. Я посмотрел на себя в зеркало – не узнал: похудел прилично, круги под глазами.

 

– Лето 1999-го. Как обычно, ехал с тренировки из Новогорска. Звонок на мобильный – генерал сообщает, что сегодня (30 августа) прилетает освобожденный пленник Сергей Медведев. У меня нет слов – как могу, благодарю его. Мчусь домой – радостная жена сообщает, что только что увидела Мёда по телевизору. Показывали сюжет об освобождении американца, а Серега там мелькал на заднем плане. Я звоню его родителям – они тоже в курсе, радостные. Заезжаю за ними на машине, и мы гоним на Сухаревку. Выходит. Я не поверил! Ожидал увидеть убитого горем, угрюмого, измученного и худющего Мёда. А он веселый, улыбается! Я сразу все понял – парень в полном порядке. Мы тут же поехали к нему домой – отмечать. Посидели спокойно, без излишеств. Они, конечно, выпили водочки, а я – сока: у меня тренировки каждый день. Так все обыденно и произошло.

 

– Практически нет. Какое-то время, правда, на свист оборачивался. Дергался. Это скоро прошло. Еще я любил первое время гулять пешком. Никакого метро, автобуса! Только пешком! Шел и дышал полной грудью. Свобода! Мог пройти сколько угодно и куда угодно. Для меня не существовало расстояний.

 

Конечно, остались какие-то побочные эффекты от пережитого. Спал поначалу плохо. Часто снились кошмары – многое из того, что я пережил в Чечне. Снилось, как меня расстреливали боевики. Я даже кричал и просыпался в холодном поту. К счастью, это тоже прошло. Единственный отпечаток, который остался с того времени, – не могу смотреть, если оставляют еду на тарелке. Понимаете, я ценил каждую крошку хлеба, дорожил каждой каплей воды. Поэтому тяжело смотреть, как в ресторанах или дома у кого-то относят в ведро остатки еды. Конечно, я не собираюсь кричать об этом или заставлять доедать, но осадок остается.

 

– Честно – нет. Я стараюсь лишний раз не вспоминать те дни. Зачем? Сейчас у меня все хорошо – есть любимая супруга Мария. Есть свой автомобильный бизнес. Есть множество друзей, с которыми начинал футбольный путь. Наша компания – это до двадцати человек. Перед каждым Новым годом собираемся играть в футбол, а потом все вместе идем в баню. Почти как в «Иронии судьбы…». Только улетать я больше никуда не хочу. А самое главное, что я понял за 335 дней плена, – надо дорожить дружбой, семьей и близкими. Кто знает, что с каждым может случиться…

 

– Серега сейчас в порядке. Пузо себе отъел вон какое! Не знаю, может, внутри него что-то изменилось, но для нас, друзей, он все такой же весельчак, каким был с шести лет. Общаемся с ним регулярно, поигрываем в футбол. О прошлом не говорим.

 

Родился 27 апреля 1973 года в Москве. Воспитанник футбольной школы «Торпедо». Выступал за клубы: «Пресня» (Москва, вторая лига), «Карелия» (Пет-розаводск, вторая лига) – 1992, «Асмарал» (Москва, высшая и первая лига) – 1993–1994, «Асмарал» (Кисловодск, первая лига, второй круг) – 1993, «Олимп» (Кисловодск, вторая лига) – 1996, «Луч» (Владивосток, первая лига) – 1997. В 1997-м закончил карьеру из-за травмы.