Виктор СЕРЕБРЯНИКОВ: «Игорь Суркис на правильном пути»

В 1998 году перед интервью с одним из лучших игроков в истории украинского футбола Виктором Серебряниковым я попросил двух очень уважаемых людей как-то охарактеризовать его и услышал в ответ: «Человек он пропащий, спившийся, о чем с ним говорить?». Дескать, его многочисленные заслуги — это дела давно минувших лет (Виктор Серебряников был участником трех чемпионатов мира: в Чили — в 62-м, в Англии — в 66-м и в Мексике — в 70-м. В составе киевского «Динамо» четырежды завоевывал золотые медали, дважды выигрывал Кубок СССР. Прославился также как исполнитель знаменитой «дуги Серебряникова»). И я тогда понял: на Серебряникове поставили крест.

Заживо похоронили его еще и потому, что Виктор Петрович так и не научился произносить льстивые речи и угождать тем, кто занимает высокие посты. Он мудр, точен и беспощаден в своих оценках и характеристиках. Великие тренеры Виктор Маслов и Валерий Лобановский ценили в нем это качество.

Спешу разочаровать «могильщиков»: Виктор Серебряников жив, здоров, умиротворен. Никому не завидует, ни на кого не злится, ни от кого не зависит, ни перед кем не сгибается. По-прежнему говорит правду и только правду. Доволен женой, сыном, внуком, порядком в семье. И, представляете, совсем не пьет! Я предлагал ему в кафе на углу Богдана Хмельницкого выпить чего-нибудь крепкого, но он твердо отказался в пользу «кофеечка».

«ДОПИНГ ИНОГДА ЗАСТАВЛЯЛИ КУШАТЬ. ВСЕ, КТО ЭТИМ УВЛЕКАЛСЯ, РАНО УШЛИ ИЗ ЖИЗНИ»
— Виктор Петрович, вы были на недавнем 75-летнем юбилее Василия Турянчика (защитник «золотого» состава киевского «Динамо», которое в 1961 году впервые в истории выиграло золотые медали. — Авт.)?
— Меня Вася приглашал, и ребята просили к ним присоединиться. А я говорю: «Не поеду. Там придется выпивать, а я не пью, ну его, извините, на х...».

— Вы среди футболистов абсолютных, принципиальных трезвенников встречали?
— Нет. Принципиально они только много говорили об этом. Я, например, никогда не скрывал, что выпиваю. А были тихие пьяницы, которые втихаря бухали — дома, с девочками, а на других пальцем показывали...

Расслабление должно быть. Но правильное. Никто — ни один врач, ни один тренер! — не знает, как ты на самом деле себя чувствуешь и от чего тебе будет лучше. Надо понимать свой организм: что ему подходит, а что — нет. Я знал, когда мне стоит выпить.

Например, 15-20 дней, в зависимости от календаря, работаю четко, серьезно, никаких отклонений. Потом ощущаю: идет спад. Пропадает желание играть, футбол приелся, притупились чувства, мяч больше не слушается.

Тогда я расслабляюсь: пойду попарюсь хорошо, помассируюсь, приведу себя в порядок. Восстанавливались движения, возвращалась легкость, ты словно заново рождался и опять обретал форму. Это профессиональное отношение к себе.

Но были такие игроки, которые пили после каждой игры. Это ж плохо! Почему многие футболисты умерли в 50 лет? Нагрузки большие, я понимаю, но и совмещать это с ежедневной выпивкой нельзя. Можно выпить для сна коньячку немножко. Потому что нервная система в игре на износ идет. Сна нет — ты нервный, будешь всю ночь лежать и в потолок смотреть.

— Про допинг можете что-нибудь сказать?
— Почему нет? Сейчас уже можно.

— Употребляли?
— Стопроцентно! Иногда заставляли кушать.

— Помогало в игре?
— Я всего один раз попробовал, когда сборная СССР, готовясь к чемпионату мира в Англии в 66-м году, играла в Праге со сборной Чехословакии. Главный тренер Николай Петрович Морозов меня к основному составу мало подпускал — 20 минут давал на игру, не больше. А тут сообщает: «Будешь, Витя, завтра весь матч играть против Масопуста». А он — серебряный призер чемпионата мира, звезда. «Я не готов, — говорю. — Нелегкая работа — от Масопуста сыграть». — «Сможешь», — успокоил меня Николай Петрович.

Ну, я принял то, что мне дали покушать. Молодой еще был, неопытный. Уже на разминке забегал, как никогда не бегал. А тут еще гимн надо выстоять.

— Что почувствовали? Полетность?
— Помните, Высоцкий пел: «Рванул, как на 500 — и спекся». Появляется дополнительная энергия. Но ты ее как бы из резерва, из неприкосновенного запаса, предназначенного для жизни, вытаскиваешь. А это самое вредное. Все, кто этим увлекался, принимал втихаря, — и в сборной тоже! — рано ушли из жизни.

Масопуста я в этой игре, как говорят на жаргоне, «съел». Не дал ему играть. Мы тогда победили — 2:1, но я двое суток не спал после этого. Потом мы одолели сборную Бельгии 1:0. Я как раз забил и уже знал, что на чемпионат мира попадаю. Допинг больше не кушал, зарекся.

Помню, в Москве матч с французами. Думаю: ну его, в Москве играть — недолюбливал этот город. А как его любить, если к чужакам там свысока относились? Константин Бесков, когда тренировал сборную, говорил нам, динамовцам: «Вы же деревня! Вы — никто!».

В общем, в матче с французами решил схитрить, сказал, что у меня желудок заболел. Но тренер в перерыве (мы проигрывали 1:2) говорит мне: «Выходи давай! Какой живот!». Я вышел. Счет — 3:3. Хорошая была игра. После матча Морозов пригрозил: «Еще раз будешь притворяться, я тебе так дам — кровь пойдет из носа!».

«БЕСКОВ БЫЛ ДЕСПОТОМ, ОСКОРБЛЯЛ МЕСХИ И МЕТРЕВЕЛИ, НО РАЗВЕ РЕБЯТА ВИНОВАТЫ, ЧТО ЕГО ЖЕНА ЛЮБИЛА ВОСТОЧНЫХ ЛЮДЕЙ?»

— На чемпионате мира в Англии в первом матче против корейцев вы в основной состав не попали. Что случилось?
— Накануне игры все ребята поехали на встречу с мэром города, а мы с Левой Яшиным остались. Он говорит: «Побей мне немножко», — любил размяться за день до матча. Я бил ему, бил, принял мяч на грудь, а в колене что-то щелкнуло — ущемление крестообразной связки и мениска.

Ночью я не сомкнул глаз. Вышел на зарядку, нога распухла. А играть хочется! Второй чемпионат мира, неужели опять пролетаю? Ну, подводить команду — это ж не в моих правилах. Говорю Морозову: так, мол, и так. Он: «Воронин, иди сюда!». В общем, заменил меня. Валера — хороший игрок, собрался, сыграл на пятерку — и это после банкета у мэра.

Следующий матч с Италией (1:0) я тоже пропустил. А на игру с Чили Морозов попросил выйти. Мы и этот матч выиграли — 2:1. Я сыграл без замены. Но в полуфинале мы уступили сборной ФРГ — 1:2. У нас удалили Численко, а Сабо, получив в конце первого тайма травму голеностопа, хоть и остался на поле, из игры выпал, и наша сборная заканчивала матч вдевятером. Убежден: Сабо мог играть, он приехал домой и вскоре начал прыгать, словно ничего и не было. Шнеллингер его немножко задел, не сломал же.

Потом Николай Петрович поставил меня на поединок за третье место с португальцами. Сыграли хорошо, но в самом начале, на 12-й минуте, Хурцилава сыграл двумя руками в штрафной площадке и запричитал: «Ой, ой!». Разыграл картинно драму. Все поняли, что он купленный, но никто ему ничего не сказал. Бесполезно! Пенальти реализовал Эйсебио.

Бесков не зря говорил: «Нельзя в сборной держать восточных людей». На чемпионатах мира нередко все дела вершат крупные деньги. Судьи берут крупно. В итоге мы уступили — 1:2, хотя игра была на равных.

— На чемпионате мира в Англии сборная СССР добилась наивысшего успеха, заняв четвертое место и получив бронзовые медали. Константин Бесков мне говорил, что это он подготовил такую сильную команду, обижался, что перед чемпионатом его отстранили от руководства сборной...
— Не Бесков подготовил. Это Морозова заслуга. Он возил сборную два раза в Южную Америку, проводил сборы в Швейцарии — молодец был в этом отношении. В Федерации футбола уже начали беспокоиться: «Чего это ты держишь сборную за границей?». Николай Петрович не нагнетал обстановку, не давил на нас. Мы играли свободно, как на тренировке. Подобрались хорошие ребята. На чемпионате мира же интересно играть! Могли бы и лучше выступить с таким составом.

А Бесков деспотом был. При всех оскорблял Мишу Месхи, Славу Метревели, обзывал их балбесами. А они — чемпионы Европы, заслуженные мастера спорта (в 1960 году в Париже сборная СССР выиграла финальный матч Кубка Европы у сборной Югославии со счетом 2:1, Месхи блистал на левом фланге, а Метревели забил гол. - Авт.)! Разве эти ребята были виноваты, что его жена любила восточных людей? (Смеется)

— Вас он ругал?
— Нет. Позвал меня в сборную в 63-м на матч в Риме 1/8 финала Кубка Европы с итальянцами — я там на скамейке сидел. Помните, как Яшин взял одиннадцатиметровый от Маццолы? Лева его обманул. Отдал ему угол большой (вратарь оттуда никогда мяч не достанет, не успеет!), а себе маленький оставил. Но Маццола, видимо, подумал: «Хитришь, Лев Иванович, не буду бить в большой» — и ударил в маленький. А Лев туда и прыгнул. Психология сработала.

— После этого вы в составе Бескова больше не появлялись. Почему?
— Потому что я ему несколько хороших слов сказал. Мы прилетели из Италии в Прагу, где была пересадка на Москву. Заночевали. По случаю выхода в финальную часть Кубка Европы ребята попросили у Бескова разрешения выпить чешского пива.

Константин Иванович позволил. Сели в кафе. Принесли нам по бокалу. А я пива не понимаю. «Витя, — говорю Шустикову, — выпей за меня». — А ты чего, не хочешь?». — «Я пива не пью». Он посмотрел на меня с удивлением.

Тихонько поднимаюсь. Бесков: «Ты куда?». — «В туалет». Вышел, с улицы заскочил в бар и махнул там 150 граммов чешской водки «сливовица». И опять тихонечко, спокойно зашел на ужин. Поел с аппетитом. После ужина все — наверх, собрание! Бесков преобразился, проявляет свое коварство: «За то, что вы пили, премия за выход на финальные игры в Испанию с вас снимается! Получит только Серебряников». Я говорю: «Чего это я получу, а ребята нет? Что я, петух какой-то особенный? Я, Константин Иванович, когда в туалет пошел, в баре махнул «сливовицы». Он страшно на меня обиделся. И больше в сборную не приглашал.

«ЩЕРБИЦКИЙ О НАС ХОРОШО ЗАБОТИЛСЯ»

— Вы все время так открыто высказываетесь?
— Я всегда прямой был. Сейчас вот на Сабо напер в одном интервью...

— Отказываетесь от своих слов?
— Нет, не отказываюсь. Кухня футбола — страшная. Понимаете, страшная! Но ее надо знать и старшим волкам, и молодым. Люди подходят ко мне, говорят: «Спасибо, что не побоялся сказать правду». А чего мне бояться? Кого? Я сказал то, что знаю, что думаю, из пальца ничего не высосал. А то умрем, а правды так и не узнаем.

— Что вы не приемлете в Сабо?
— Он в свое время с аферистами связался. Нам же Щербицкий премии давал за выигрыши — хозяин о нас хорошо заботился, а Сабо все было мало. Играя в команде, в выходной поехал в Минск заниматься «бизнесом» — на «пакет» кидать...

— Объясните...
— Представьте: стоит очередь за коврами. Подходят аферисты и кому-то обещают: «Мы вам без очереди сделаем». Берут с пяти или с шести человек деньги, заворачивают в пакет: «Сейчас придем». Потолкались какое-то время в приемной директора, вышли, сообщают: мол, не получилось. И возвращают «куклу» — пакет с бумажками: купюры только сверху.

Попались они сразу, потому что потерпевшие узнали Сабо в лицо. Позвонили министру МВД Белоруссии, а тот — нашему. Разгорелся скандал. Йожеф жалуется: «Маслов из команды меня выгоняет», а всей правды не сказал. Я к тренеру: «Александрович, да вы что? Сабо нам нужен!». — «Нет!» — твердо ответил он и выругал меня. Потому что за тем и другие делишки водились. В ЦК об этом знали, но терпели, а Маслов не выдержал, отчислил из «Динамо». Никто не пошел за Сабо постоять, даже земляки из Закарпатья. Хотя как игрок, повторю, команде он был нужен.

В коллективе он держался обособленно, как будто весь в делах. У него крупные друзья были. Они его учили, как правильно деньги делать, — он же безграмотный, сам не мог придумать. Но тем, кто ему помогает, Сабо потом в душу плюет — чисто плюет!

Начал на Маслова бочку катить, как будто не он, а Александрович ездил в Минск кидать людей. Корчит из себя Бог знает что: «Я легенда киевского «Динамо»!». Ведет себя так, как будто он исправился, все стерлось. А люди, особенно те, кто с ним играл, все помнят. Я ездил играть за ветеранов, Сабо такие дела вытворял с ветеранскими денежками. Но все помалкивали, потому что он любого мог снять, убрать. Нет чтобы вести себя достойно, хотя бы со стариками. Ему было все равно, лишь бы деньги. Думал, что он самый хитрый.

— Йожеф Йожефович обидится. Все-таки заслуженный человек, авторитетный...
— Да пусть обижается! Я правду сказал. С какой стати мне ее скрывать?

— Не верите, что грехи молодости у него далеко в прошлом?
— Знаете, есть люди гнилые, сверхнаглые, у них морды в грязи — такими до конца жизни остаются. Даже если бы им удалось прожить жизнь сначала, делали бы то же самое.

«ОБО МНЕ В «ДИНАМО» СУДАЧАТ: МОЛ, СЕРЕБРО ЛИШНЕЕ ГОВОРИТ. ОТВЕЧАЮ ВСЕ ТО ЖЕ: ЧТО ДУМАЮ, ТО И ГОВОРЮ»

— К 80-летию киевского «Динамо» была составлена символическая сборная клуба всех времен. Йожеф Йожефович в нее вошел, а вы не попали...
— А меня нигде не было: обо мне вообще не писали. Это исходило от одного человека в ЦК по фамилии Опанащук. Я однажды послал его за то, что лез куда не надо, вот он и мстил мне таким образом.

— Что вы думаете о молодых динамовских игроках? Возьмем, к примеру, Милевского...
— Знаете, в чем его секрет? Кто-то должен впереди держаться за мяч. Когда играешь на выезде, нельзя все время катать мяч в центре. Заберут и — опасная контратака! А тут все правильно строится. Милевский может подержать мяч и отдать. Корпусом хорошо закрывает. Он крепкий. Вот такой нападающий и нужен, особенно в играх на выезде.

— Виктор Леоненко постоянно его критикует...
— А кто такой Леоненко?

— Лучший футболист Украины трех сезонов подряд — 92-го, 93-го и 94-го годов...
— Я не знаю, как Леоненко читал игру, не играл с ним. Он много говорит. Критиковать легко, когда ты отыграл, но давайте поставим Леоненко в эту кашу, когда шесть и больше человек обороняющихся. Интересно, что он запоет.

— Виктор хорошо играл и отличался...
— Он играл при другой системе. Все меняется. Давайте сейчас Блоху поставим в эту кашу, много он забьет? Шева, смотрите, как ищет игру. У него скорость уже не та, на длинную дистанцию не бежит. Он игру хорошо понимает, хорошо читает партнеров — это большой плюс. Есть особое чутье. Какая-то звезда горит над ним. Мяч к нему попадает и — голевая ситуация.

— Вам нравится, как играет киевское «Динамо»?
— Нравится, что Газзаев делает ставку на наших ребят, на молодых. Это приятно и престижно, когда все свои. А то понавозили котов в мешке. Была пара хороших легионеров, отдавались игре с душой, но многие просто отбывали свои контракты, играли с половинной отдачей. Зато сейчас иностранцы задвигались. Думаю, что Игорь Суркис на правильном пути, — он терпит то, что в «Динамо» происходит. Выдержит молодежь, обыграется немножко — будет сильная команда.

— Можете назвать «половинных» легионеров?
— Зачем? Не хочу. И так обо мне в «Динамо» судачат: мол, Серебро лишнее говорит... Отвечаю все то же: «Что думаю, то и говорю. Зачем вы обижаетесь?».

— Сравните вашу знаменитую «дугу Серебряникова» и штрафные, которые исполняет Александр Алиев...
— У него хороший удар. Хлесткий! Ножка у Алиева маленькая и резкая — мяч то резко падает, то в сторону уходит. В обвод у него хорошо получается. Обратите внимание: он коротко возле штрафной не бьет — только туда, где вратарь стоит. Голкипер мечется, он его ловит. У Юры Войнова тоже была маленькая нога, а голеностоп высокий. Он бил — и мяч резко шел, а потом резко падал.

— И вы все это подмечали?
— Профессия такая. Я в Южной Америке заметил, что там «бананы» — так мы называли техничных игроков, — у которых с головой и с ногами все в порядке, крутят мяч с внутренней и с внешней стороны стопы. И когда увидел, как чилиец Хорхе Торо на чемпионате мира в Чили забил мяч со штрафного бразильцам — над стенкой крученым ударом, — то задумался. Почему мяч у него в какой-то момент резко упал? И дошел своей головой. Тут — немножко физики. Когда ты ставишь мяч ниппелем вниз, получается напряжение и, при большом вращении, он резко падает. Тяжесть от ниппеля, казалось бы, небольшая, но она давит, понимаете?

Лобановский на тренировках, когда оттачивал угловые удары, ставил перед собой щит. Я тоже себе поставил и начал тренировать этот удар. Как только забил в игре несколько мячей, тренеры, чтобы обезопаситься, начали ставить лишнего игрока. Тогда я освоил удар через стенку.

Вспоминаю эпизод. Играем в Москве с «Торпедо». 0:0. На 89-й минуте штрафной в нашу пользу. Ставлю мяч. Сабо: «Дай я пробью!». Я ему: «Сколько можно бить в стенку или выше ворот!». Так оно и было: разбегался и не мог попасть в ворота. В голове же ничего нет, лишь бы пробить. А все: «Ах! Какой удар!». Забиваю гол через стенку, мы выигрываем.

Следующий матч — в Донецке. И снова штрафной с той же точки. Я тогда подумал: «Олег Ошенков, главный тренер «Шахтера», наверняка смотрел матч с «Торпедо» и сказал вратарю, в какой угол я буду бить». Ставлю мяч, смотрю на вратаря. Он нервничает, ожидает, что я пробью в тот угол, что и торпедовцам, дернулся в эту сторону, а я закрутил мяч туда, где он стоял. Переиграл его психологически.

Мы в 69-м были уже старенькие, изношенные и, честно говоря, на бровях играли. А в дубле ребята подобрались хорошие, Маслов их по крохам собирал. Нельзя было их передерживать, и я сказал тренеру: «Мы уже все, разваливаемся. Меня надо убирать, а выставлять молодых». Он говорит: «Ты еще молод, Витя. Будешь в середине помогать молодым».

Не знаю, чего Александрович боялся. Это он подвел молодежь к игре и, если бы пошел на эту революцию... Но тут другие силы на него двинулись. Врагов нажил...

Помню, ехали мы в поезде. Маслов мне раскладку давал, как все это должно быть. Я ему сказал: «Виктор Александрович, у нас же людей нет». Он говорит: «Вырастут, это — будущее».

Мы тогда первыми в Союзе перешли на эту систему, выходили с четырьмя полузащитниками, как англичане на чемпионате мира. Всех обыгрывали. Нас не могли раскусить. Я где только не играл — и левым крайним, и центральным нападающим. Тяжело было, конечно. Я — «метр с кепкой», а против меня — защитники-гладиаторы.

— Какое поражение было для вас самым болезненным?
— Когда мы в Киеве проиграли московскому «Спартаку». Четвертый раз должны были становиться чемпионами, но гол пропустили и забить не могли. Дождь лил. Я два штрафных бил. Мяч мокрый, набух, не то сцепление, понимаете? Кавазашвили, вратарь москвичей, потом хвастался: я, мол, «дугу Серебряникова» разгадал. Конечно, разгадал, если я бью мяч, как тряпку.

«СЕЙЧАС В ФУТБОЛ ВЛЕЗЛИ БОЛЬШИЕ ДЕНЬГИ. РАНЬШЕ СЧЕТ ШЕЛ НА ТЫСЯЧИ, ТЕПЕРЬ — НА МИЛЛИОНЫ»

— У вас с Валерием Васильевичем были какие-то разговоры о будущем футбола?
— Когда я пришел в команду, то на старой базе сидел в столовой за одним столиком с Лобановским и Базилевичем. Молчал и слушал, когда они спорили о том, как правильно играть. Если один говорил: «белое», то другой возражал: нет, «черное». Я в их разговоры не лез, хотя они пытались меня вовлечь: «Скажи ты, Витя». Я отвечал: «Не знаю». Думал с уважением: вот два киевлянина, неглупые оба, все время спорят — мыслители.

Так и должно быть. Если не хочешь мыслить, если тебе лишь бы выйти на поле, то толку будет мало. Ты должен знать и себя, и противника. Перед игрой все заранее продумать, подготовиться. Например, мы с Васей Турянчиком заранее все обговаривали. Он просил: «Витя, нагоняй своего опекуна на меня».

Любого спросите, кто уже закончил играть, он скажет: когда ты зрелый, мыслей у тебя больше, чем у молодого. Ты лишнее не пробежишь, читаешь хорошо игру, в курсе, от кого чего ждать. Я, например, знал, что от Феди Медвидя или от Сабо хороший пас не получу. Что Сабо может привести ко мне мяч вместе с опекуном. А у меня есть свой, и они меня вместе с мячом убивают.

Говорят, Лобановский все придумал. А все эти мысли о будущем футбола — от Маслова. Когда он отчислил Лобановского и Базилевича из команды, те приехали к нему в Гагры и двое суток заседали. Он дал им свои записи, талмуды — по тактике, по техническим вопросам. Мне об этом говорил журналист Лев Филатов. Короче, я Маслова и Лобановского связываю, оба — мыслители, оба профессионалы — упертые, кропотливые во всем.

— Ваше мнение о тандеме Маркевич — Калитвинцев? По-моему, он довольно необычный... (Это интервью я брал за несколько дней до отставки Маркевича. — Авт.)
— Толку из этого не будет. Возьмите: тандем Лобановский — Бесков. Оба хорошо знали футбол, но ничего у них не вышло, потому что они разные, несовместимые. Мне кажется, нужно было одного назначить — Калитвинцева. Он парень современный и уже состоявшийся, зрелый тренер, правильно воспринимает футбол — ему надо дорогу давать.

Знаете, сколько денег в валюте в других сборных? Раньше счет шел на тысячи, теперь — на миллионы. Где мы их возьмем? Сейчас в футбол влезли большие деньги, происходит фундаментальное становление клубов. Есть надежда, что футбол будет получше.

— У вас нет претензий к судьбе? Все получили от жизни, от футбола?
— Я прошел хорошую школу в Запорожье. Грех жаловаться, хотя жизнь была тяжелая. Погиб отец, потом брат... Нам должны были дать трехкомнатную квартиру — даже ордер выписали, но потом отобрали, поселили в коммуналке — 12 квадратных метров на четверых. Я во дворе в маминых тапочках в футбол играл. А они ж клееные, через две игры пришлось выкинуть. Дальше гонял мяч босиком. Мячи воровал, когда они вылетали со стадиона и их не могли догнать.

Так сложилось, что с футболом у меня связано все. Он дал мне дорогу в жизни. Посмотрел хоть мир и увидел, как прекрасно мы живем! Коммунизм строим... до сих пор. У многих нервы сдают от такого существования. В этом государстве долго не живут, система всех убивает. Проснусь — живой, здоровый, и это радует.

Михаил НАЗАРЕНКО, Бульвар Гордона