ЯКСМАНИЦКИЙ: «Думал, неделю-две пересидим в подвалах и все закончится»

Известный в прошлом футболист рассказал, как выживал в блокадном Мариуполе.

«23 февраля ничем не отличалось от остальных дней. 24-го, когда объявили войну, у нас было тихо. Мои родители 25-го числа еще на рынок сходили. Из необычного разве что ажиотаж возле заправок и магазинов: народ стал массово заправляться и скупаться. Единственное, что хлеба в продаже не было. Поэтому 25-го все было более-менее. И интернет был, поэтому можно было сводки читать: из них мы узнали, что Мариуполь в кольце.

Самая жесть началась 1 марта. До этого были кое-где слышны взрывы по окраинам. А вот 1 марта начался ад.

Я жил на левом берегу. Мне одна знакомая предлагала в город переехать. Прогнозировала, что в моем микрорайоне будет жесть. Но я посоветовался с своими родителями, им 75-76 лет, они отказались куда-либо ехать. Да я и сам не думал, что так будет. Уверен, что такие же мысли были у 90% мариупольцев. Постреляют, побьются, но авось, пронесет. Неделю-две, и закончится. В подвалах пересидим и вернемся к нормальной жизни.

Спустя две недели начался настоящий замес: постоянная стрельба, ни света, ни воды, ни газа, ни интернета - ничего. Куда ехать? В какую сторону эвакуироваться? Информации никакой. У нас на центральных дорогах на левом берегу стояли КАМАЗы. Пацаны смелые ездили, например, за водой и говорили, что все перекрыто. Поэтому куда-то ехать было опасно. Во-вторых, информацию никто не сообщал, да ее и получить было невозможно.

Я посмотрел, где дома безопаснее всего находиться. Поэтому расположились в тамбуре. Периодически заходили в квартиру, проверяли, когда прилеты были. Стекла сразу вылетели. Не везде, но постепенно остались полностью без них.

Getty Images/Global Images Ukraine

С водой проблемы были большие. Мы успели в ванную набрать, потому что неизвестно, что дальше нас ожидало. Люди набирали с луж, и я в том числе для технических нужд. Но многие, у кого её вообще не было, черпали, кипятили и пили. С бойлеров спускали, с труб - со всего, где только можно было.

Когда пропал свет, продукты в размороженных холодильниках начали пропадать, но опять ударили морозы. Какие-то запасы еды были. Мать купила курицу, мы её пожарили в первую неделю. Дальше были каши, макароны, супчики из курьих шей на костре делали.

У наших пожилых соседей вообще ничего не было. Они жили на том, кто что даст: кто крупы, кто макарон.

Костер делали прямо возле подъезда. Кирпичи поставили, решетку с холодильника вытащили, дрова брали в частном секторе рядом. Какой-то дом, где топили дровами, разбили, мы там брали дерево. Или обрезали ветки с деревьев, стоявших рядом. Тащили все дерево, которое только можно было.

Когда с хлебом начались проблемы, пекли лепешки. Начинаешь печь, пошли прилеты, поэтому забегаешь в дом и высматриваешь из подъезда, не попало ли. Благо везло, что возле подъезда прилётов не было.

В моем доме осталось где-то 60 процентов жителей. Наш дом в основном «пенсионный»: бабушки, дедушки. Правда, в первом подъезде жили и семьи.

За три недели, которые я там просидел, только полдня было тихо. Все остальное время мы слышали взрывы. Минометы уже даже за шум не считались. Ночью однажды прилетел снаряд в соседний дом. В 22 часа с чем-то. Полдома развалило. Я думал, что в наш дом попало, мы как раз в тамбуре находились. Бахнуло так, что девятиэтажный дом задрожал. Утром увидели, что в соседнюю пятиэтажную гостинку попали, и центр дома «провалился» от крыши до первого этажа.

Я из дома в основном не выходил никуда, но когда выходишь, трупы часто встречаешь. В первые дни, когда люди выходили, например, в магазин, бывало от прилетов накрывало осколками. Их никто не убирал. Кто их мог убрать? Никого нет. Родственники разве. Одного только видел замотанного в ковер или простынь. Выходишь на улицу, видишь только соседей и всё. Обстрелы шли, мины или бомбы прилетали, но боев не было видно. За три недели видел только однажды ВСУ на БМП по проспекту ехали.

Спустя пару недель бои шли уже через улицу от нас. Мы слышали пулемётные очереди, дома горели. Я так понимаю, бои приближались к нашему району. Потом было пару прилетов уже в наш дом. В первые два дня прилет в наш дом был один: видать, «черкаш» прошел. Отвалился кусок бетонной стены, но не жилой, а тыльной части. А через дорогу в гостинку прилетело: крышу обвалило.

Одно время нам везло. Дальше прилеты были минометные. Прилетело в первый и второй подъезды. С девятого по шестой этажи сгорели квартиры. Пацаны пытались как-то тушить, хоть было нечем, чтобы дальше не распространялось.

В тот день, 18 марта, я решил эвакуироваться. Вечером мы с родителями начали собирать кое-какие вещи, документы, самое необходимое. Повезло, что моя машина стояла под подъездом на заезд у мусоропровода и за три недели не получила ни царапины. Рядом все горело. Чудо, что машина осталась целая.

Слухи ходили, что на Восточный можно попробовать выехать, но это было пальцем в небо. Второй вариант - вниз спуститься по берегу на Виноградную, к «Ляпино». Выезжали в 7 утра. Мы нацепили белую простынь на машину, чтобы показать, что она гражданская. На Восточное сначала поехали, там было все разбито, ни одной живой души. Провода висят, обломки, все горит. Было страшно от тишины, которая стояла. На Восточном было закрыто. Поэтому мы спустились вниз, а там уже стоял блокпост «днровцев». Нам повезло, что в этот день открыли эвакуационный коридор. Мы стали в колонну. Вариантов у нас переезжать с левого берега на правый не было. На тот момент было все равно, куда ехать. Лишь бы не погибли. И мы по низу выехали из города к знакомым в Донецкой области.

Мы сейчас с ребятами из школы «Мариуполя» в группе в мессенджере переписываемся. Только по трем ребятам ничего неизвестно. Нашим «приезжим» игрокам мы сразу сообщили: если можете, оставайтесь в Киеве, где мы перед этим играли. Троих оставили. Все местные, понятно, уехали с нами. У команды 2005 года рождения было человек 15 приезжих. В Мариуполе их человек шесть осталось и не успели уехать. И когда начался замес, им чудом удалось вырваться», - рассказал Владимир Яксманицкий.