Помним...

К монументу пришли не только родственники тех, чья жизнь оборвалась в страшной давке под занавес матча Кубка УЕФА «Спартак» - «Харлем», и не только официальные лица. Совсем еще молодые болельщики в красно-белых шарфах несли красные и белые гвоздики и розы тем, кто навсегда остался их сверстниками, кто тоже любил «Спартак», кто поддерживал его и в горе, и в радости, хотя и в другой для нашей страны жизни.

Цветы к монументу возложили ветераны двух клубов, в том числе участники матча 25-летней давности. Чуть позже они вышли на поле перед встречей чемпионата России «Спартак» - ФК «Москва», чтобы выразить сострадание близким погибших, чтобы память была жива, чтобы не глушилась она из-за чьей-то корысти, прикрываемой некими высшими государственными интересами, чтобы стало в нашей жизни хоть немного меньше бездушия.

ГОЛЛАНДСКИЕ УРОКИ
Идея проведения ветеранского матча родилась, к сожалению, не у нас, а в Голландии. Во всяком случае, там о ней раньше объявили. Она принадлежит двум братьям Страйс - Эдвину главному редактору журнала Sport Week, и Майклу ответственному за развитие спорта в городском совете Харлема. Эти болельщики «Харлема» с большим стажем прилетели прошлой зимой в Россию и донесли свое предложение до руководства «Спартака», а у себя на родине открыли банковский счет для пожертвований, который назвали То Moscow with love («В Москву с любовью»). Накануне матча в посольстве Нидерландов в РФ активистам комитета, созданного родственниками погибших, был вручен сертификат на сумму 5 тысяч евро, которую голландцы предложили использовать для обновления памятника в Лужниках.

Такую же сумму они передали во время матча реабилитационному центру для бездомных подростков, что, впрочем, с событиями 20 октября 1982 года никак не связано.

Хотя если разобраться, то голландцы никоим образом не причастны и к тому, что тогда произошло. Никто из подданных королевы Нидерландов не имел отношения к советскому милицейскому произволу, который стал, по общему теперь мнению, причиной трагедии. Футбол вообще не был повинен в том несчастье. Просто так совпало, что «Харлем» играл со «Спартаком» тогда, когда случилась беда. Причем в Стране тюльпанов о ней и узнали-то только спустя семь лет.

Родственник одной из жертв в беседе со мной задался вопросом: «Почему вдруг о нас теперь вспомнили голландцы и какую цель они преследуют?» Ответ искать даже не хочется. Может быть, инициаторы акции и впрямь получили какую-то рекламную отдачу, но в данном случае это не имеет никакого значения. Просто сегодня голландцы не только преподают нам уроки футбола, но и ненавязчиво предлагают поучиться небезразличию к чужому горю.

Впрочем, наверное, я сгущаю краски. Пресс-атташе «Спартака» Владимир Шевченко заверил меня, что клуб, безусловно, и без голландского участия особо отметил бы печальную дату, что на эти цели в бюджете были заложены средства, но иностранцы, которым надо было заранее решить вопрос о том, кто будет спонсировать поездку ветеранов «Харлема» в Москву, еще зимой выступили с предложением, которое, естественно, было принято. С другой стороны, вопрос о реконструкции памятника поднимался с 2004 года, но упирался в препятствия юридического свойства. В преддверии 25-й годовщины «Спартак« совместно с «Лужниками» заменил верхнюю часть пьедестала, так что вопрос о ремонте памятника с повестки дня снят.

СНЕЖКИ КАК ОРУДИЕ ПРОТЕСТА
Мы вполне могли бы быть на их месте. Мы - это трое 26-летних друзей, которые пошли 20 октября 1982 года на матч «Спартак» - «Харлем». 1 ноября автор этих строк улетал на работу корреспондентом ТАСС в Бенин, и это был прощальный для меня поход на футбол вместе с Артемом и Михаилом. Человеческая память хранит не все детали. Но многое из того вечера запало в нее навсегда.

Почти всех зрителей разместили на Восточной трибуне, которая теперь называется трибуной С. Сидеть было тесновато, зато милиции не надо было распылять силы. Раздвижные решетки при входе на сектор вдруг закрыли, оставив небольшой проем размером с калитку. Это «рационализаторство» облегчало блюстителям порядка проверку паспортов у молодых людей. Несовершеннолетних без сопровождения взрослых тогда на вечерние мероприятия не допускали, а в такую щель разве что мышь проскочит. Кричать на стадионе возбранялось. С трибуны за всякие возгласы выводили то одного, то другого. В ответ, благо как раз выпал мокрый снег, в милиционеров полетели снежки. Сначала были робкие одиночные попытки, но постепенно обстрел усилился. Милиция еще не перешла на зимнюю форму одежды, так что ее служащие были в фуражках. После метких бросков с разных сторон они слетали с голов под радостный смех.

- Милиция по-настоящему растерялась - и произошло немыслимое: она ретировалась с трибуны, - уточнил Артем Петров, ныне ученый Калифорнийского университета, которому я позвонил в США. - Народ принялся праздновать победу над тиранами. Но главное, помню, что после финального свистка я убеждал вас с Мишей: «Не надо спешить, пусть толпа рассосется». Когда мы в конце концов спустились в подтрибунный коридор, ты возмутился, что милиционер схватил за шарф подростка. Он в ответ: «Да вы посмотрите, что там творится!» А пацана почему-то отпустил.

Этого я, честно говоря, не помню. Зато не забыл, как два милиционера несли солдата, который безжизненно провис в шинели, как в гамаке.

- Нас вернули на трибуну, где мы просидели еще четверть часа, а потом вышли на улицу через другой сектор, - продолжил Артем. - Издали увидели, что на поручнях лестницы лежали, перегнувшись телами, люди. И мы поняли: они мертвы. В газетах на следующий день ничего не сообщалось. Узнали потом, что произошло, по «вражеским голосам», от разных знакомых.

- Погода была мерзкой, а игра в целом понурой, - сказал Михаил Снятковский, ныне генеральный директор московского представительства крупной датской фирмы. - Все замерзли. Некоторые зрители тайком выпивали - тогда пронести с собой было гораздо проще, чем теперь. В милиционеров швыряли даже ледышками. Второй гол в ворота «Харлема», забитый на последней минуте Швецовым, вызвал неимоверное ликование. Всех охватила эйфория. Люди, уже покинувшие сектор, кинулись назад, чтобы узнать, что произошло, а, может быть, если повезет, то и посмотреть повтор на световом табло.

Сергей Швецов, ныне работающий в сфере торговли, рассказал мне, что узнал о трагедии на следующий день после матча от Николая Петровича Старостина. Вместе с тем автор знаменитой фразы: «Лучше бы я тот гол не забивал», - признался, что возвращаться мысленно к тому дню ему неприятно.

- Почему не спрашивают, как я четыре гола «Нефтчи» забил? Нет, всех интересует «роковой гол». У меня такая работа была - голы забивать. А осадок тем не менее на всю жизнь остался.

- Выйдя со стадиона, мы увидели кошмарное зрелище: на перилах висели бездыханные тела, а рядом была только одна карета «Скорой помощи», - уточнил мой приятель Снятковский.

- Потом по дороге к «Спортивной» мы встретили целую колонну медицинских машин...

- Вот этого я не помню. Но мы точно были потрясены. Ехали в метро молча - про матч вообще забыли. А приехав домой, стали созваниваться и спрашивать: «Ну ты как, отошел?» Состояние было жуткое. До сих пор страшно вспоминать. А ведь мы, собственно, и не попали в тот ад.

Я изложил наши впечатления, право, не из хвастовства. Это не заслуга - оказаться в эпицентре землетрясения и уцелеть, потому что тяжелые балки и плиты свалились не на тебя. Но перед глазами до сих пор стоит картина: на лестнице лежит груда тел, головами вниз. Некоторые люди с огромным трудом поднимаются и ковыляют, прихрамывая, подальше от этого ужаса...

КОМЕНДАНТ В РОЛИ СТРЕЛОЧНИКА
...Михаила Зазуленко после матча «Спартак» - «Харлем» ждал дома накрытый стол - парню исполнилось восемнадцать.

- В гибели наших детей однозначно повинна милиция, - сказал мне его отец Юрий Леонидович Зазуленко. - Я тогда сам работал в КГБ и имел возможность очень подробно ознакомиться с обстоятельствами дела, видел фотографии с места события. Ключ от решетчатых ворот был у майора, который их запер и ушел. Остался маленький проем. А толпа напирала, да так, что перила толщиной 20 миллиметров под давлением развернулись. Люди буквально спрессовывались. У всех же одинаковый диагноз - асфиксия, то есть удушье. Конечно, 200 - 300 жертв, о которых доводилось слышать, и тогда скрыть было невозможно, но в цифре «66 погибших» я сомневаюсь.

Столько трупов было в трех моргах, а возили их в четыре. Даже если в четвертый попал кто-то один, то уже 67. На суде нашли стрелочника, а милицию обелили. Еще в силе был министр внутренних дел Щелоков. Когда к власти пришел Андропов (ярый противник Щелокова, он был избран генеральным секретарем ЦК 12 ноября 1982 года. - Прим. А.П.), я надеялся, что он раскрутит это дело. Но Андропову было не до нас. С другой стороны, нам надо было написать ему, в этом случае он, может, и занялся бы вплотную нашим делом, но мы не сообразили.

Вопросы остались. Одни говорят о двух столкнувшихся людских потоках, а Владимир Алешин, например, возглавивший споткомплекс «Лужники» в декабре 1982-го, на недавней встрече с журналистами «СЭ» сказал, что милиция хотела вытащить из толпы злоумышленников, швырявшихся снежками, но болельщики крепко взялись за руки. Кто-то на обледеневшей лестнице поскользнулся... Показательно между тем, что все сегодня винят правоохранительные органы, те же остались как бы и ни при чем.

На скамье подсудимых оказались руководители стадиона: директор, его заместитель и комендант. Первые двое приговора избежали (по словам Алешина, заму, ветерану Великой Отечественной, помогли, в частности, боевые награды). За всех отдувался комендант, осужденный на три года, но в связи с амнистией отбывший половину срока.

Этого человека я встретил в минувшую пятницу на приеме в посольстве Нидерландов. Мы побеседовали, хотя он и заметил, что с журналистами-соотечественниками вот уже 25 лет не общался. В разговор решительно вмешалась супруга: «Не хочу, чтобы внуки это читали. Мы и без того настрадались. С отметкой о судимости в паспорте ни на одну ответственную работу не брали». Я обещал фамилию в газете не называть.

- Когда произошла трагедия, милиции на месте не было: ее направили к автобусу голландцев, - сказала жена экс-коменданта. - А козлом отпущения сделали моего мужа, как самого молодого - ему тогда немного за тридцать было.

- Мне предъявили смехотворные обвинения, - подчеркнул бывший комендант. Один из пунктов гласил, что я не смог установить правильных отношений с правоохранительными органами. На самом деле беда случилась из-за того, что милиция с самого начала нагнетала обстановку, ее сотрудники вели себя нетактично по отношению к болельщикам.

Трудовой коллектив был готов взять меня, как тогда было принято, на поруки, но Алешин отказался подписать письмо.

ЖИЗНЬ ЗА «СПАРТАК»
Примечательно, что родственники погибших не держат зла на коменданта. «Мы, родители, его не виним», - прямо заявила мне Раиса Михайловна Викторова, потерявшая 25 лет назад единственного сына и возглавившая неформальный комитет отцов и матерей.

- Когда в первый раз в прокуратуру вызвали, у нас образовалось ядро активистов из пяти человек, - рассказала она. - Позже присоединились другие - стало человек двадцать. Среди пострадавших ведь не только москвичи были, но и жители Куйбышева, Тамбова, Рязани, подмосковных Чехова, Серпухова.

- После того матча я всю ночь искала своего Олега, студента 3-го курса Московского института радиотехники, электроники и автоматики. Ему в августе 20 лет исполнилось. Звонила в больницы, обратилась в милицию. «Да он с какой-нибудь девочкой, а вы волнуетесь», - сказали мне. В морг Олег поступил в шесть утра. Значит, всю ночь пролежал возле памятника Ленину, где трупы сложили штабелями. Я это из материалов дела узнала, с которыми следователь предложил ознакомиться.

- Моего Володю на футбол одного не пускали - он еще в 8-м классе учился, - поделилась воспоминаниями Светлана Григорьевна Аникина. - Так ему друзья посоветовали: попроси кого-нибудь из взрослых сказать при входе, что ты с ним. Утром я помчалась в «Склиф» и вдруг встретила там Андропова (к тому моменту он был секретарем ЦК КПСС, руководство КГБ Андропов оставил в мае 1982 года. - Прим. А.П.). Он в коридоре с главврачом беседовал. Спросил, что я здесь делаю. Ответила, что слышала, будто сюда привезли погибших детей. Андропов отдал указание помочь. И бросил фразу: «Там очень много трупов».

- Муж, уходя, сказал: «За «Спартак» я жизнь отдам», - поведала Гузель Талиповна Абдулина. - Кто бы мог подумать, что его слова окажутся пророческими. Я осталась с сыном четырех с половиной лет на руках.

- Олег особо футболом не интересовался, - заметила, в свою очередь, Нина Максимовна Борисова. - Он хоккеем занимался. Но в комитете комсомола техникума выдавали билеты на матч с напутствием: «Вы должны поддержать нашу советскую команду». И сын сказал, что не может не пойти. А после из наших детей стали сознательно делать хулиганов.

- Требовали принести характеристики с места учебы, у погибших брали анализ на содержание алкоголя, а мужьям, состоявшим в КПСС, говорили: «Уймите ваших жен», - грозили исключением из партии, придерживали при продвижении по службе, - до сих пор возмущается Нина Алексевна Новоструева, чей сын Михаил тоже был учащимся техникума.

Заседание суда, назначенное поначалу в центре Москвы, перенесли в район станции метро «Молодежная», в то время далекую окраину города. Женщины рассказали, что шли, как преступницы, сквозь длинный строй.

- Власти боялись не нас, а выступления спартаковских болельщиков, - заметила Раиса Викторова. - Меня на суд вообще не пускали, поскольку повестку прислали только на имя мужа. Я скандал закатила. Мне все равно в тот момент было. Времени еще мало прошло, и мы готовы были всю милицию растерзать. Дело состояло из 12 томов. Тем не менее суду хватило одного дня. Пришли к выводу, что произошел просто несчастный случай, и наказали одного коменданта. Много лет спустя следователь по фамилии Шпеер, который занимался нашим делом, тяжело заболел. Его замучила совесть, и он хотел извиниться перед нами, родителями, за то, что пошел на поводу у властей, да не успел. А мы с первого дня знали, что виновата милиция. Когда через год пришли к месту гибели наших ребят, чтобы почтить их память, кругом стояли кагэбэшники с непроницаемыми лицами в черных пиджаках и галстуках. Нам даже цветы не позволили возложить. Мы кидали их через заграждение. Всяческие препятствия чинили почти десять лет. К десятой годовщине в Лужниках был воздвигнут мемориал, и я низко кланяюсь людям, которые обратили на нас внимание, нашли спонсоров.

- Как в дальнейшем сложилась ваша жизнь?
- Спустя пять лет ушел из жизни муж, и я осталась одна. Теперь мне 70. Живу на пенсию в 3 тысячи рублей. Новоструевы позже родили двоих, Гузель Абдулина вышла замуж, создала новую семью, но большинство, как и я, потеряло единственных сыновей.

- Генеральный директор «Лужников» Владимир Алешин говорил, что спорткомплекс материально поддерживал семьи, потерявшие кормильца, пока дети не выросли.
- Это действительно так. Гузель, оставшаяся одна с ребенком, получала помощь (Абдулина даже цифру помнит - 132 рубля, из которых примерно треть платило государство, через полгода ей также новую квартиру предоставили. Прим. А.П.). В Александрове, кажется, были несовершеннолетние дети. Но таких случаев наберется три-четыре. Остальным никто ничего не платил - ни «Лужники», ни «Спартак» (родным пострадавших выделена часть средств от сбора субботнего матча «Спартак» - «Москва». - Прим. А.П.).

- Как собираетесь израсходовать средства, собранные в Голландии? Ведь памятник был недавно отреставрирован.
- Соберемся комитетом и будем решать. Думаю, целесообразно передать их тем родителям, кто по старости уже не в состоянии ухаживать за собой.

У Юрия Леонидовича Зазуленко мой вопрос о помощи вызвал бурные эмоции:
- Нам компенсировали только стоимость одежды, которая была на мертвых, а также оплатили похороны. О какой помощи могла идти речь? Алешин не давал нам десять лет поставить памятник. Лужкова ловили, пока он в футбол играл. Тоже отбрыкивался.

ПАМЯТНИК КРЕПКИЙ, КАК ДУБ
В 80-е годы Георгий Сергеевич Луначарский, по образованию архитектор, возглавлял клуб болельщиков «Спартака». Вместе со скульптором Михаилом Сковородиным они и стали авторами монумента в Лужниках.

- Решение о создании памятника приняло наше болельщицкое объединение, - рассказал Луначарский. - Когда я был у Лужкова, то сказал, что мы хотим сделать памятный знак. Тем самым мы усыпили бдительность властей: они подумали, что мы хотим прикрепить мемориальную доску. Подготовили два десятка вариантов. При этом стремились придать памятнику международное звучание. Потому надпись «Погибшим на стадионах мира» сделана на четырех языках.

- На чьи средства изготовлялся памятник?
- Небольшую помощь оказали «Мосхлебпродукт» и «Мослес», но в основном деньги дали частные лица, болельщики «Спартака». Калужский скульптурный завод, с директором которого был знаком Сковородин, выполнил заказ почти бесплатно. В Лужники памятник привезли на двух «КАМАЗах», когда как раз отмечалась 10-я годовщина трагедии. Это же огромная конструкция - памятник на шесть метров уходит под землю, чтобы стоял крепко, как дуб, который нельзя вырвать. Устанавливали его два специалиста и пять-шесть членов клуба болельщиков целый день - с шести утра до шести вечера. Закончив работу, успели на матч Кубка кубков «Спартак» - «Ливерпуль», в котором наша команда уверенно победила - 4:2. Символично, что и теперь футболисты подарили нам большую победу над Англией.

- В создании памятника вам не препятствовали?
- Были препоны местного масштаба. Но нам помогала виза Лужкова. Да и время уже было другое.

- Вы намекаете на руководство «Лужников»?
- На ту его часть, которая тогда еще не избавилась от старых стереотипов. Но постепенно наши противники изменили свое мнение и теперь признают, что существование памятника и уместно, и почетно для стадиона. Сейчас памятник облагородили, но менять саму композицию было бы, по-моему, неправильно. В конце концов, это художественное произведение. У нас вообще было в планах воздвигнуть рядом памятники лучшим футболистам страны XX века, сделать в Лужниках мемориальный центр.

- Это еще не поздно...
- Я обращался к президенту РФС Мутко. Но надо, чтобы вопрос решил Лужков.

...Ко второму тайму матча памяти между ветеранами «Спартака» и «Харлема» на стадионе собралось порядка пяти тысяч человек - много для такого случая. Людей, которые до прохода в сектора поклонились у памятника жертвам трагедии, никто не считал. Но, покидая Лужники, я из любопытства прошел мимо монумента. Весь постамент был плотным слоем покрыт цветами, флагами и шарфами «Спартака» и России. А транспарант на трибуне гласил: «Помним, а значит, живы».

Александр ПРОСВЕТОВ

Спорт-Экспресс