Стабильно подвешенный

Никто и никогда не сомневался: Максим Калиниченко футболист талантливый. Это подтвердил и ЧМ-2006, где хавбек стал едва ли не главном креативщиком сборной Украины. Вот только на его клубных позициях успешное выступление в Германии особо не сказалось. Как и раньше, в московском «Спартаке» Максу редко достается место в составе. Но в то же время «красно-белые» и расставаться с игроком не желают.

В чём же проблемы футболиста? Почему неординарный игрок, подходящий как никто другой под фирменный стиль «народной команды», выходит на поле от случая к случаю? Почему, в конце концов, «Спартак» ведет себя по принципу «Сам не гам и другому не дам»? На эти и многие другие вопросы попытался ответить сам Калиниченко, недавно пообщавшийся с корреспондентом «Советского спорта».

- Максим, есть веши, которые вам в сегодняшнем вашем положении не понятны?
- Сколько угодно! Прежде всего, как добиться того, чтобы люди в тебя поверили? Иногда, когда в очередной раз обрушивается осознание, что ты тупо бьешься башкой о стену, руки опускаются. Это ведь страшно тяжело, когда никому нет дела до того, что ты там рвешь жилы. Я словно приговоренный. Кого только из меня не пытались сделать. И рвача, и зажравшегося ветерана, и «отработанный материал». Не понимаю, как я до сих пор играю в этой команде?! За счет чего выживаю?! Почему я, такой во всех отношениях хреновый, оказывался нужным каждому тренеру, коих на моем спартаковском веку уже сменилось немало? Не знаю, как мне быть. Сидеть на скамейке запасных не могу. Уходить - тоже. Моя трансферная сумма для футболиста, в которого не верят, запредельная. Остается в очередной раз утешаться тем, что я ношу форму клуба, о котором мечтал с детства. Ну и, конечно, надеяться, что при новом наставнике все образуется.

- Ни разу не сожалели о том дне, когда приняли предложение о переходе в «Спартак»?
- Зачем гневить Бога и просить у него другой участи? До сих пор помню, как в 1999 году приехал в «Спартак» на просмотр. Толкались по московским пробкам так долго, что я чуть с ума не сошел. В итоге я заметил указатель «Черкизово», чему изрядно удивился: «В «Локомотив» вы меня, что ли, везете?!» Я же не знал тогда, что рядом с Тарасовкой есть поселок Черкизово. В общем, когда увидел ворота с ромбиком, испытал облегчение.
Но на третий день моральные силы стали заканчиваться. Сидел в одиночестве на базе, ни с кем не общался, команда готовилась к «Лидсу», и всем было не до меня. В итоге «Спартак» улетел в Болгарию, а я - домой, в полнейшей неопределенности.

С тех пор так и повелось - постоянно чего-то жду. Последние годы и вовсе живу на пороховой бочке. Чуть ли не каждый вечер садимся с женой на кухне и гадаем: что будет завтра? Мое состояние «стабильно подвешенное». В декабре 1999-го, кстати, было гораздо легче, чем, например, весной 2007-го. Да, «Спартаком» я грезил, но для меня тогда футбол на этой команде не заканчивался. Предложений хватало, и я в своем выборе ни от кого не зависел.

- Когда у вас возникло ощущение, что «Спартак» - это надолго?
- С первого дня «умирал» на каждой тренировке и в каждом матче, но своим я себя почувствовал только на второй год. Перед самой травмой поймал себя на мысли: я полноценный член этого великого коллектива. О том, на какой срок, голову не забивал.

- А Романцев лично от вас что требовал?
- Что и от всех: вькладываться по полной. Никаких послаблений! Ну и, естественно, думать на поле. Вспоминаю романцевские тренировки. И Иваныча святое - «квадраты». Ты мог возить всех, но если в «квадрате» «плыл» - в состав не попадал. Это был истинный критерий. Мы настраивались на этот «квадрат» как на смертный бой. Оттуда уже через пять минут можно было выползти без сил. Я когда первый раз туда влез (а новички сразу попадали под смертоносную пятерку Булатов - Титов - Тихонов - Баранов - Кечинов) чуть не окочурился. Эта комбинационная машина глумилась над нами, как над детьми. Я только на второй год, когда заслужил право протиснуться в пятерку основных полузащитников, понял, через что сумел пройти.

- Максим, а вы на Олега Ивановича часто серчали?
- Регулярно! «Душил» он меня, как казалось, чрезмерно. После первой травмы у меня была не голень, а тряпочка, я многие упражнения не мог выполнить чисто физически. Олега Ивановича это не волновало: он с меня не слазил, будто я самый здоровый человек на свете. Закалку получил - мама не горюй! Впоследствии она мне очень пригодилась, поскольку со всеми тренерами возникали творческие разногласия.

- В межсезонье-2000/01 довелось общаться с Романцевым, так он мне прямо заявил: «Калиниченко станет лучшим игроком 2001 года!»
- Но того года у меня не было. Было опять-таки ожидание: смогу играть или нет. Вероятность того, что мой ахилл не сошьется так, как надо, составляла 50 процентов. Мне было страшно. Сложнее всего, провалявшись три месяца в гипсе, осознавать потом, что можно было и не валяться. В Финляндии, куда я поехал на консультацию, выяснилось, что западная медицина ушла далеко вперед. Потом - первый шаг, первая тренировка и первое потрясение. За год лечения я забыл, насколько же тяжело играть в футбол. Я привык смотреть на него со стороны. А со стороны все кажется простым: отдай туда, покати сюда, пробей в «девятку». В какую, на фиг, «девятку»?! С какой стороны к мячу подойти - и то было непонятно...

- Что самое трудное во время лечения?
- Мужчина не должен чувствовать себя беспомощным, но, когда у тебя гипс на всю ногу, это предательское чувство все равно прокрадывается внутрь. Потом находить себя прежнего - пытка несусветная.

- По большому счету получается, что из семи спартаковских сезонов вы можете занести себе в актив лишь два?
- Истинное удовлетворение получил лишь от первого года пребывания здесь. Отчасти выделю и 2005-й. Чемпионат мира-2006? Так он как сон. Яркие впечатления быстро были погребены под слоем негатива. Для меня загадка, почему в «Спартаке» из футболиста пытаются сделать НЕфутболиста. Приезжаешь после сборной в приподнятом настроении, а тут говорят: мало ли как он сыграл за ту сборную? Пусть он здесь так сыграет! Праздника в душе как не бывало. Думаешь, ну как людям доказать, что ты собой чего-то представляешь?!

- В чем, на ваш взгляд, главная причина того, что футболист, который создан для «Спартака», не достиг в этой команде тех высот, которых должен был достигнуть?
- Человек не идеален. В силу своих недостатков, характера, обстоятельств, окружающих людей. Но я этими воспоминаниями не заморочиваюсь. Это я с вами могу в себе покопаться, в одиночестве же бередить старые раны совсем не хочется. И потом, я человек позитивный. Всегда отыщу что-то хорошее. Можно ведь сказать, мол, не раскрыл Калиниченко весь свой потенциал. А с другой стороны - здорово, что после первой травмы я вообще в футбол вернулся. Как-то, помнится, с дочкой гулял - грохнулся. Думал - конец. Гипс сломался, шов разошелся, оттуда кровь течет. Я час метался по комнате на костылях и как в бреду повторял одну и ту же фразу: это - все! На деле оказалось, что мне нашили такой толстенный ахилл, что порвать его полностью нереально.

- Возвращаясь к разговору о вашей карьере: как думаете, почему все тренеры требовали от вас большего, чем от других?
- Наверное, я сам виноват, что даю людям возможность думать о себе, как о Зидане. Но я же не специально. Если у команды не идет игра, всегда крайним оказываюсь я. У любого наставника! Почему? Видимо, я одной-двумя играми когда-то задрал себе планку. Но даже Пеле и Марадона на высоченном уровне играли далеко не всегда! Тот же Зидан, гениальный и великий, в «Реале» по полгода «валял кизяк», и на поле отыскать его было трудно. И ничего! Ни слова упрека! Меня же и на двадцатой минуте первого тайма могли убрать. Олег Иванович, случалось, выпускал на замену и вскоре возвращал назад.

- Страшно в такой ситуации было идти к скамейке запасных и видеть уничтожающий взгляд Романцева?
- Наоборот, хотелось тренера убить. Достать гранату и бросить в него. Уверяю вас, в такой ситуации, когда тебя публично высекают, злоба душит всех, даже самых флегматичных футболистов.

- Кто-нибудь из многочисленных тренеров вам объяснил, почему от вас принято требовать больше, чем от других?
- Нет!!! Единственное, Федотов как-то сказал: «Калина, у тебя все проблемы - в голове». Так я это знаю! Но я не могу сам со своей головой разобраться. Сколько раз пытался - не получается. Объясните мне, что с ней не так, и направьте ее в нужную сторону. На то вы и тренеры. Я помощи от вас жду. Проще всего заменить и «убить» футболиста на несколько игр, чтобы он вынужден был смотреть на любимое дело со стороны и психологически опускаться все ниже и ниже.

- Странное дело: все тренеры, веря в ваш талант, боялись верить в вас самого.
- Может быть, мой минус в том, что из меня сделали универсала. А при всех равных предпочтение всегда будет отдаваться классическому крайнему хаву, классическому центральному полузащитнику, а не футболисту, гипотетически способному эти позиции закрыть... Универсализм - это несчастье, это обуза, это горе мое, что я могу сыграть и там, и там, и там. Когда тобой начинают затыкать дыры, ты перестаешь расти.

- С другой стороны, ваша любимая позиция в «Спартаке» оказалась на целое десятилетие застолблена Егором Титовым. Вам же нужно было выживать...
- Вот я и выживал. И сегодня выживу! Не уверен, что в «Спартаке», но то, что я себя еще покажу, - это точно. Будьте уверены: никуда я не денусь из большого футбола. Всегда буду цепляться за место под солнцем. И всегда буду говорить то, что думаю!

- Что самое тяжелое в вашей профессии?
- Терпеть поражения! Одно, второе, третье... Муки адские! В такие периоды ты едешь на тренировку с таким настроением, будто тебя везут сажать картошку или забивать сваи. Любимое дело перестает таковым быть. И абстрагироваться от ситуации никак не получается. Ты всю тяжесть этих мук беспрерывно таскаешь с собой. И избавиться от них можешь только через победу. Если будешь играть. А когда ты сидишь на скамейке и во всех процессах как бы и не задействован, то и боль, и радость воспринимаешь приглушенно. Врагу не пожелаю жить в эмоциональном вакууме. Для футболиста не играть - это все равно что не жить.

Алексей ЗИНИН, газета «Киевские Ведомости»